Отправляясь в этот полет, Бабак не успел надеть ордена. Поэтому решил выдать себя за рядового летчика. «А они (немцы — авт.) слушают мои байки и смеются, — вспоминал он позже, — Потом дают мне альбом с фотографиями наших асов-истребителей, где на первом месте красовался портрет Покрышкина, ну и моя личность там тоже оказалась…». [357]
В лагерях для военнопленных И. Бабак находился до конца апреля, пока не был освобожден американцами. Благодаря усилиям А. Покрышкина, его нашли в лагере для интернированных и доставили в полк. И. Бабак был избавлен от длительных допросов и продолжил службу. Однако представление к награждению второй Золотой Звездой, подписанное А.И. Покрышкиным, из-за этого пятна в биографии, все же не прошло. Блистательный летчик-истребитель, сбивший в годы войны 37 самолетов противника, был очень скромным человеком. В 1949 году он уволился в запас и стал преподавать химию в школе г. Бельска. При этом долгие годы никто в школе не знал, что их учитель и директор — один из лучших асов Великой Отечественной войны.
О судьбе и подвиге М.П. Девятаева, которого называют человеком-легендой, написано несколько книг, сложены стихи и песни, сняты фильмы. Тем не менее и сегодня некоторые наиболее драматические эпизоды его удивительной жизни малоизвестны. В том числе и те, которые имеют прямое отношение к теме нашего исследования. М.П. Девятаев, пожалй, единственный в мире летчик, который за совершенный им беспримерный подвиг, — побег из ада, — был сначала репрессирован, а затем удостоен высшей награды Родины.
Лишь в конце ушедшего века М. Девятаев впервые рассказал корреспонденту «Татарской газеты», что в поле зрения НКВД попал еще в 1934 году. Вместе с друзьями он насобирал колосков с убранного поля. А в это время как раз вышел соответствующий указ, прозванный в народе «законом о трех колосках». Кто-то донес на Девятаева и его задержали прямо на месте преступления — в доме варилась каша из свежей ржи. Был составлен акт, поэтому пришлось убегать из дома. Это был его первый побег.
После окончания аэроклуба, Девятаев, как инструктор-общественник, участвовал в переписи населения. Заниматься этим делом ему довелось вместе с пожилой женщиной, которая, обидевшись на него, сообщила в НКВД, что Девятаев материалы переписи передал иностранной разведке. На этот раз его арестовали и полгода продержали в тюрьме, пока не выяснилось, что сведения эти не соответствуют действительности. [358]
С первых дней Великой Отечественной войны М.П. Девятаев проявил себя храбрым летчиком-истребителем, несколько раз был ранен. После одного из воздушных боёв под Тулой он совершил вынужденную посадку на поврежденном самолете и оказался в госпитале. Однако до конца не долечился и сбежал на фронт, в свой родной полк. В сентябре 1941 года получил в бою ранение в левую ногу и по решению военно-врачебной комиссии был определен в «тихоходную» санитарную авиацию. Только в мае 1944 года, после встречи с А.И. Покрышкиным, вновь стал истребителем, командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка. К этому времени он имел на счету девять сбитых вражеских самолетов, четыре раза сбивали его самого. Вечером 13 июля 1944 года Девятаев вылетел в составе группы истребителей P-39 на задание. Отражая налёт вражеской авиации в районе Львова, был в очередной раз подбит и ранен в правую ногу. В последний момент он покинул горящий истребитель с парашютом и оказался в плену.
Он прошел несколько лагерей для военнопленных. Из лагеря под Кёнигсбергом пытался бежать, сделав с товарищами по плену подкоп, но по доносу предателя был схвачен и приговорен к смерти. В лагере «Заксенхаузен» Михаил Петрович выжил, благодаря парикмахеру из числа заключённых, который заменил его бирку смертника на бирку штрафника, а потом при помощи подпольщиков его перевели из штрафного барака в обычный. Но в конце октября 1944 года М. Девятаева в составе группы из 1,5 тысяч заключённых отправили работать на секретный полигон Пенемюнде, расположенный на острове Узедом. Там немцы испытывали свое секретное ракетное оружие, [359] что для всех узников концлагеря означало неминуемую смерть сразу после окончания работ. Выход был один — бежать. Но бежать с острова можно было только одним способом — угнать самолет с расположенного рядом с лагерем немецкого аэродрома. О том, как готовился и был осуществлен этот дерзкий, уникальный побег с тщательно охраняемой средствами ПВО и службой СС базы, написано немало. Побег оказался удачным не только благодаря удивительному стечению многих обстоятельств, но и выдержке, находчивости и самоотверженности М. Девятаева и десяти его товарищей. [360]
Известный журналист В. Песков, встречавшийся с М.П. Девятаевым, в 1985 году писал в очерке «Побег», опубликованном в «Советской России»: «Экипаж тяжелого двухмоторного бомбардировщика, [361] с которым до этого Михаил Девятаев встречался лишь в воздухе, состоял из шести человек. Беглецам предстояло поднять его силами одного изможденного узника. «Главное: запустить, вырулить и взлететь… Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как «наш», «хейнкель». С вала я видел в кабине пилота. И он заметил мое любопытство. С усмешкою на лице — смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, — пилот демонстративно стал показывать запуск». Заговорщики стали теперь обсуждать детальный план захвата машины. Заучено было: кто ликвидирует вахтмана, кто расчехляет моторы, кто снимет струбцинки с закрылков… «Степень риска все понимали: может поднять тревогу охрана; может неожиданно кто-нибудь появиться у самолета; машина окажется без горючего; не запустим моторы; могут, быстро хватившись, загородить полосу взлета; могут вслед послать истребителей; могут возникнуть и непредвиденные осложнения. Сам я мысленно думал: шансы — один из ста. Но отступать мы уже не могли».
И они не отступили. Фашисты послали в погоню истребитель, но немецкий летчик не смог обнаружить беглецов. Девятаев летел, ориентируясь по солнцу. После того как самолет был обстрелян нашими зенитками, пришлось совершить посадку на брюхо южнее населённого пункта Голлин, в расположении артиллерийской части 61-й армии.
Михаил Петрович вспоминал об обстоятельствах этого невероятного побега: «Когда мне оставалось два «дня жизни», [362] мы смогли осуществить свой план — в обеденный перерыв убили конвоира, забрали его винтовку, с большими трудностями, но запустили двигатели. Я разделся по пояс, чтобы никто не видел полосатой одежды, загнал ребят в фюзеляж и попытался взлететь. Самолет почему-то не поднимался, взлететь не удалось, в конце полосы, когда я развернул самолет обратно, мы едва не свалились в море. Зенитчики побежали к нам, солдаты, офицеры отовсюду. Наверное, думали, что один из их летчиков сошел с ума, тем более, что сидит голым.