При этих словах губернатор Новороссийской и Азовской губерний снял свой великолепный парчовый халат с золотой вышивкой и с поклоном протянул его Али-Мехмет-мурзе, безмерно удивленному. Помедлив, крымчанин степенно и с достоинством принял дар. Телохранители, отойдя от Казы-Гирея, который, не в силах вымолвить ни слова, лишь хлопал глазами, помогли ханскому послу переодеться. Халат князя свободно облег его невысокую фигуру и спустился до пят. Али-Мехмет-мурза закатал рукава и погладил ладонями вышивку на груди.
— Очень красиво…
Потемкин натянул на себя кафтан мурзы. Он чуть не треснул по швам на плечах у Светлейшего. Новые кунаки трижды поцеловались и обнялись, потом низко поклонились и в самых изысканных выражениях пожелали друг другу здоровья и всяческого преуспеяния. На том конфиденциальная встреча полномочных представителей двух союзных государств и завершилась.
Анастасия тоже хотела уехать. Но Светлейший удержал ее. Через весь опустевший дворец, через большую гостиную, где слуги гасили свечи на люстрах, через анфиладу комнат, уже затемненных, по узким лестницам и коридорам князь провел красавицу в свой кабинет, держа в руках шандал со свечами. Следом за ними шел лакей и нес вещи Анастасии — турецкую шаль, шляпку и сумочку. Потемкин притворил за лакеем дверь, поставил шандал на письменный стол, заваленный бумагами. Взяв еще два подсвечника, он по очереди зажег в них свечи. В кабинете стало заметно светлее.
— Вы довольны, ваша светлость? — спросила Анастасия. — Вы этого добивались?
— Ну, положим, были и неожиданности… — буркнул князь и выложил на стол венецианский стилет.
— Ого! Интересная штука! — Анастасия протянула руку к кинжалу. От мужа ей досталась небольшая коллекция холодного оружия, и она кое-что понимала в нем.
— Этот паршивец Казы-Гирей каким-то образом пронес его с собой на нашу встречу. Для чего, хотел бы я знать… А то, что он бросился к вам с кинжалом…
— Я не заметила.
— А никто не заметил. К счастью… Он держал его так… — Потемкин прижал кулак к боку и чуть наклонился. — Удар был бы совершенно незаметным и внезапным, однако смертельным, если бы попал в сердце. Этот прием придумали еще ассассины…
— Ассассины?
— Средневековая мусульманская секта. Они брали в бедных семьях мальчиков и растили из них наемных убийц-смерт-ников. Очень успешно, кстати. При помощи гашиша внушали мысль, что после убийства те попадут в рай, где им будут прислуживать прекрасные гурии-девственницы.
— Вижу, что с вашими восточными друзьями нужно держать ухо востро.
— Это точно. — Светлейший вздохнул. — Но ничего. Потихоньку мы к ним привыкнем… А вы — молодец. Совсем не растерялись. Особенно удался номер с опрокидыванием горячего кофе. Примите мои поздравления.
Анастасия просияла.
— Я старалась. Честно говоря, мне понравилась игра.
— Правда? Очень рад, душа моя. Почему-то я сразу подумал, что вы — человек не робкого десятка.
— Вы сказали комплимент?
— Нет. Констатировал факт.
— Тогда спасибо! — Анастасия церемонно поклонилась Светлейшему. — Но вообще-то я устала. Слишком много сюрпризов вы приготовили мне сегодня. Я хочу, чтобы этот длинный день наконец-то закончился…
— Подождите… — Потемкин подошел к конторке, звякнул ключами и открыл маленький ящичек. — На память об этой истории я хочу вручить вам одну вещицу. Она идеально подойдет к этому изумрудному платью.
— Зачем? — Анастасия пожала плечами. — По-моему, гонорар я уже получила.
Она вытряхнула из кожаного мешочка Али-Мехмет-мурзы на стол монеты. Это были турецкие серебряные пиастры, числом 25 штук. Потемкин взял одну, подбросил на ладони, затем повернул аверсом к огню свечи, чтобы показать Анастасии надпись арабской вязью.
— Произведено в Стамбуле, — сказал он. — Когда-то в них было много серебра. Но теперь у турок финансовый кризис. Они понижают курс, добавляя все больше олова…
— Спокойной ночи, Григорий Александрович!
— Минуту! — Светлейший приблизился к Анастасии и застегнул у нее на шее колье с крупными изумрудами и рубинами.
— Что это? — Она коснулась рукой украшения, и острые грани драгоценных камней укололи ей пальцы.
— Сувенир, — сказал он.
В знак благодарности Анастасия поцеловала князя. Он обнял красавицу и долго не отпускал, осторожно касаясь губами ее шеи, обнаженных плеч и груди.
— Не сегодня, — сказала она, освобождаясь от его объятий.
— Завтра! — ответил Потемкин. — Послезавтра. И еще послезавтра…
Пакет из плотной коричневой бумаги с сургучными печатями Ширванского пехотного полка в канцелярию Светлейшего доставили 22 сентября 1780 года. Коллежский советник Турчанинов поспешно вскрыл его и прежде всего прочитал письмо, адресованное ему лично.
«Милостивый государь мой Петр Иванович! — писал «однокорытник». — Я получил твое послание и тороплюсь на него отвечать, поскольку понимаю, что вопрос свой ты задал мне неспроста. Подполковник Андрей Александрович Аржанов действительно служил в моем полку. Был он из дворян Курской губернии Льговского уезда села Аржановка, в коем принадлежало ему 75 душ крепостных мужеска пола. Служить начал с пятнадцати лет, капралом в пехоте. Как дальнейшая его служба проистекала, ты можешь усмотреть из его формулярного списка от Генваря 1-го дня 1774 года, копию коего у сего прилагаю. От себя скажу, что военную службу Аржанов знал и любил. Однако карьера его как-то не складывалась. Заметь, что в чине премьер-майора он состоял тринадцать лет. Командир батальона он был хороший. Все и всегда у него было в отменном порядке, и солдаты его любили.
О частной его жизни известно мне немного. Знаю только, что детей Аржанов не имел, зато три раза был женат. Первая его супруга умерла родами, произведя на свет мертвое же дитя. Со второй он развелся, застав ее дома с молодым любовником. Про третью его жену я могу рассказать тебе поболее, так как сие сватовство и венчание на моих глазах происходило. Ее зовут Анастасия Петровна, она из рода дворян Вершининых, что в Орловской губернии обитают. Однако росла и воспитывалась в доме своей тети по матери, генеральши Шестаковой. Собою хороша необыкновенно, по характеру весьма своенравна и, на беду свою, — совершенно без средств…»
Тут Турчанинов отложил письмо в сторону. Он был несколько разочарован. Наблюдая события последних дней вокруг Светлейшего, он заподозрил происки разведки: то ли французской, то ли австрийской. Ведь не поедет же обыкновенная женщина на судоверфь.
Чего она там не видела? Не сможет она, не ведая страха, разбивать бутылки о борт корабля. А какой ей интерес в скучном дипломатическом обеде, особенно — в беседе Потемкина с послами иностранного государства, которую она так внимательно слушала?