Алмаз четко держал направление на северо-восток, то есть к Гёзлёве, и мчал по степи, как сумасшедиий. Двое кирасир во главе с Чернозубом, гикнув, пришпорили лошадей и поскакали за ним. Трое солдат остались с повозкой, поспешно разворачивавшейся на дороге.
Упираясь широкой частью ступней в стремена и чуть откинув корпус назад, Анастасия легко удерживалась в глубоком кавалерийском седле. Повод она сохраняла натянутым и тем самым постоянно напоминала Алмазу о своем присутствии. «Хочешь — скачи! — словно бы предлагала она непокорному жеребцу. — Но дома поговорим…»
Сержант Чернозуб почти догнал ее. Она помахала кирасиру рукой. Он увидел, что госпожа Аржанова вполне справляется с лошадью и уверена в себе. Да и как поможешь всаднику, чей конь несет, не разбирая дороги. Алмаз же, почуяв погоню, еще поддал жару и ушел вперед. В общем, ничего плохого в этом не было. «Араб» доказал ей, что может быть совершенно неутомимым, а чужая лошадь, желавшая с ним сравняться, действует на него, точно красная тряпка на быка.
Безо всякой подсказки с ее стороны Алмаз добрался до западных ворот Гёзлёве и далее — до постоялого двора «Сулу-хан». Правда, по улицам города он двигался уже шагом. Заведя жеребца в денник, Анастасия приготовилась отделать его как следует за эту самодеятельность в степи. Она намотала на левую руку повод, а в правой крепко сжала хлыст.
— Ну ты, дьявол! Будешь слушаться меня или нет? — грозно, низким голосом спросила она и нанесла ему первый удар.
Алмаз попытался встать на дыбы, однако укороченный повод не дал ему такой возможности. Более того, железные ветви трензельного удила при этом впились ему в углы рта. Тогда он прижался боком к стене и заржал. Дрожь прошла по его телу. Лиловые глаза почти выкатились из орбит и в ужасе смотрели на хозяйку. Он молил ее о пощаде.
Анастасия опустила хлыст. Лошадей надо наказывать за непослушание. Эти большие и сильные животные представляют опасность для жизни человека и потому всегда должны чувствовать его железную волю. Не слишком разумно вел себя жеребец из конюшни Адиль-бея. Может быть, страх наказания подействует на него лучше, чем жестокое избиение?
— Ладно, — буркнула она и размотала повод с левой руки. Затем расстегнула большую пряжку на подпруге и сняла седло.
Алмаз шумно вздохнул. Скрутив рульку из соломы, Анастасия принялась растирать ему спину. Жеребец повернул голову к ней и осторожно трогал своими бархатными губами ее косичку, оплетенную черной муаровой лентой. Она похлопала его по шее в знак примирения.
На следующий день Анастасия хотела продолжить изыскания в степи, но была вынуждена остаться в «Сулу-хане». Она давно не ездила верхом, и семь часов кряду, проведенные в седле, утомили ее. Немало сил отняла и эта безумная скачка на Алмазе. Теперь очень болела поясница, мышцы в паху и на внутренней стороне бедер. К тому же Анастасии казалось, что белая крымская пыль до сих пор скрипит у нее на зубах, и она приказала Глафире собираться в турецкую баню.
Они отправились туда ближе к вечеру, потому что обе помнили выходку красавицы с жемчугом в волосах. Ближе к вечеру, думали они, народу в помывочном заведении будет меньше, а значит, и меньше шансов столкнуться с ней вновь. Зейнаб, занятая хлопотами по дому, не смогла присоединиться к ним. Но Энвер вызвался провожать русских женщин, одетых в восточные накидки «фериджи», до входных дверей бани.
Это он указал им на пароконный экипаж, принадлежащий Абдулла-бею, начальнику каймака Гёзлёве, одному из шести округов, на которые разделил территорию ханства его правитель Шахин-Гирей. Экипаж стоял возле бани, поджидая кого-то. Анастасия бросила взгляд на чернокожего слугу в красной турецкой феске, сидевшего на козлах рядом с кучером, отдала деньги привратнице и поспешила в коридор, который вел к предбаннику.
В этом коридоре она и столкнулась с голубоглазой красавицей, жаждавшей особых отношений с чужестранкой. Они обе мгновенно узнали друг друга, хотя были одеты. Крымчанка крепко взяла Анастасию за локоть и сказала по-татарски:
— Здравствуй.
— Здравствуй, — по-татарски же ответила ей Анастасия.
— Ты говоришь на нашем языке?
— Немного.
— Ты — красивая. У тебя сильные руки. Я хочу провести с тобой ночь. Это будет время наслаждений. Ты ни о чем не пожалеешь… Поехали!
Последнее слово, которое Анастасия поняла в ее страстном монологе, было «чапийи» — руки. Далее она могла только догадываться о намерениях местной жительницы, которая быстро вывела ее обратно на улицу. К счастью, Энвер еще находился там. С низким поклоном он представил приезжей из России достопочтенную Рабие ханым, младшую сестру каймакама Абдулла-бея, а той — русскую путешественницу. Анастасия так и застыла на месте: не худо познакомиться с родственницей одного из высших чиновников государства, пробыв на полуострове всего неделю и не имея нужных рекомендаций.
Через переводчика Рабие задала Анастасии несколько вопросов. Ее интересовало, где остановилась русская, с кем она путешествует по Крыму, куда и когда уедет из Гёзлёве. Анастасия удовлетворила любопытство своей новой знакомой.
— Госпожа Рабие приглашает вас в гости, — перевел Энвер.
— Благодарю, — ответила Анастасия. — я обязательно воспользуюсь предложением.
— Когда?
— На следующей неделе.
— Госпожа Рабие хочет, чтобы вы приехали к ней сегодня. Она представит вас своему брату.
— К сожалению, это невозможно. Я плохо себя чувствую…
Они смотрели прямо в глаза друг другу. Что без одежды, что в одежде, Рабие была очень хороша собой. Темно-палевая накидка «фериджи», сшитая из тончайшего сукна, скрывала сейчас ее фигуру, но как бы оттеняла лицо: смугловатая кожа, правильные черты, голубые глаза с влажным блеском. Почему-то Анастасия сразу представила себе эту восточную женщину в европейском наряде. Соблазнительно бы выглядели ее не очень большая грудь, открытая в глубоком декольте, тонкая талия, стянутая корсажем, полные, обнаженные от кисти до локтя руки. Мужчины падали бы к ее ногам, подчиняясь первобытному зову плоти, исходящему от всего ее облика.
— Яхшы, — наконец произнесла Рабие. — Сабырнынь тюбю сары алтын [27] .
Сестра каймакама шагнула к Анастасии и, точно близкая подруга, коснулась щекой ее щеки. Это был не поцелуй, а только знак его. Благодаря бесчисленным складкам просторной «фериджи» ни Энвер, ни Глафира, с беспокойством наблюдавшая за сценой прощания, не заметили, что правой рукой Рабие обвила Анастасию за талию и нежно погладила ей бедро.
Затем молодая татарка пошла к своему экипажу. Служанки окружили свою хозяйку. Черный слуга бросился открывать дверцу. Не глядя на него, знатная дама поставила ногу на первую ступеньку короткой лестницы. Дверца захлопнулась. Качнулась штора на окне. Негр взгромоздился на запятки. Два стражника, горяча коней, поскакали впереди.