Хмелея, рыцарь говорил так, будто все на свете заняты его ремеслом. Оруженосцев ставь у конца барьера, чтобы лошадь не попыталась срезать угол, не то можешь зацепиться ногой. Чертовски больно, у тебя так бывало? Некоторые ставят всех оруженосцев туда, где произойдет сшибка, но что в этом проку? Он, Томмазо, соглашался: никакого проку. Старик говорил: эти щиты с пружиной, которые при ударе разваливаются на куски, видел их? Детские игрушки. Прежние судьи без всякого механизма видели, что копье попало в цель. В те времена у людей еще были глаза. Запомни: ни на что нельзя полагаться. Лошади подводят. Оруженосцы подводят. Нервы подводят.
Шлем надевай очень плотно, чтобы хорошо видеть в прорезь. Тело держи прямо, а когда бьешь, поверни голову лишь самую малость и следи глазами за наконечником копья – он должен быть направлен точно в цель. Некоторые за мгновение до сшибки отклоняются вбок. Это естественно, но забудь про естественное. Тренируйся, пока не поборешь инстинкт. Иначе непременно отклонишься. Тело хочет себя уберечь, не налетать с размаху на закованных в латы коня и всадника, мчащихся тебе навстречу во весь опор. Некоторые не отклоняются, но в самый миг сшибки закрывают глаза. Одни из них знают про это и ничего с собой поделать не могут, другие просто не знают. Когда упражняешься, вели оруженосцам за тобой пронаблюдать. Научись не закрывать глаза.
Так как мне усовершенствоваться, спросил он у старого рыцаря, как преуспеть? Вот что ответил рыцарь: в седле сиди легко, будто выехал на прогулку. Поводья держи свободно, но лошадь должна тебя чувствовать. В combat a plaisance [7] , когда плещут флаги, мечи затуплены, а на копья надеты корончатые наконечники, скачи так, будто хочешь убить. В combat a l’outrance [8] убивай так, будто это забава.
На следующий вечер он вместе со своим приятелем Карлом Хайнцем возвращался из кабака и увидел вчерашнего знакомца: старый рыцарь лежал ничком, головой на суше, ногами в канале. Хорошо, что не наоборот. Они вытащили старика на берег и перевернули на спину. «Я знаю этого человека», – сказал он, а его друг спросил: «Чей он?» «Ничей, но ругается по-немецки, так что отвезем его в Немецкое подворье, а то сам я остановился не в Тосканском подворье, а у хозяина литейной». Карл Хайнц спросил: «Ты торгуешь оружием?» – а он ответил: «Нет, церковной парчой». Хайнц сказал: «Легче отыскать рубины в ночном горшке, чем выведать у англичанина его секреты».
Говоря, они поставили старика на ноги, и Карл Хайнц сказал: «Глянь, его обчистили – срезали кошелек. Странно, что не убили». До Фондако деи Тедески, дворца, где останавливались немецкие купцы (его как раз недавно отстроили после пожара), добрались на лодке, и он, Томмазо, сказал: «Уложи его на складе среди ящиков. Укрой чем-нибудь, а когда проснется – накорми и напои. Он хоть и старик, но крепкий – выживет. Вот деньги».
– Загадочный англичанин, – произнес Карл Хайнц.
– Мне тоже как-то помогли незнакомцы – ангелы в человеческом обличье, – ответил он.
Шлюз охраняли стражники, поставленные не купцами, а городом: венецианцы бдительно следили за тем, что происходит в иностранных подворьях. Пришлось заплатить еще и стражникам. Старик уже немного проспался и, когда его вытаскивали из лодки, размахивал руками и что-то говорил, возможно, на португальском. Под портиком Карл спросил:
– Томас, ты видел наши фрески? Эй, стражник, ты посветишь нам факелом или за это надо платить отдельно?
Факел озаряет стену и на ней что-то алое, струящееся: то ли край шелкового платья, то ли лужу крови. Затем тонкий бледный полумесяц, узенький белый серп. Выхватывает из тьмы женское лицо, контуры щек обведены золотом. Это богиня.
– Подними еще чуть выше, – просит он стражника.
На спутанных, развеваемых ветром волосах богини – золотая корона. Позади – звезды и планеты.
– Кого вы наняли это написать?
Карл Хайнц отвечает:
– Для нас работает Джорджоне, его друг Тициан расписывает Риальто, им платит Сенат. Но комиссионные с нас сдерут такие, что не дай Боже! Нравится она тебе?
Свет факела дрожит, опускается, оставляя на белой коже богини заплатки темноты. Стражник говорит:
– Сколько мне еще стоять тут для вашего удовольствия, в собачий мороз?
Это преувеличение, чтобы выманить побольше денег, однако с моря и впрямь дует холодный ветер, а на мосты и улицы вползает промозглый туман.
Луна упавшим камнем дробится в воде канала. Дорогая шлюха семенит по мостовой на высоких копинах [9] , поддерживаемая слугами под локотки, ее смех звенит в ночном воздухе, желтый шарф змеится с белой шеи в туман. Он, Томас-Томмазо, наблюдает за ней. В следующий миг она исчезает: где-то для нее открыли дверь и тут же закрыли. Как и женщина на фреске, куртизанка растаяла во мгле. Площадь вновь пуста; они с Карлом Хайнцем простились несколько минут назад, и сейчас он один: темный силуэт у кирпичной стены, фрагмент, выхваченный из мрака. Если мне потребуется исчезнуть, сказал он себе тогда, лучше всего сделать это в Венеции.
Однако это было давным-давно, в чужой стране. А сейчас к нему заявился Рейф Сэдлер, и надо возвращаться в Гринвич, в сырое утро, к накрапывающему дождю. Где теперь Карл Хайнц? Умер, наверное. С той самой ночи он все собирался заказать себе такую же богиню, да как-то все время был занят другим – делал состояние, писал законы.
– Рейф?
Рейф стоит в дверях и не говорит. Он поднимает глаза, видит лицо юноши и роняет перо. Чернила брызжут на бумагу. Через мгновение он уже стоит, кутаясь в меховой плащ, как будто хочет отгородиться от неведомой еще беды. Спрашивает: «Грегори?»
Рейф мотает головой.
Грегори не пострадал. Он даже не выехал на арену.
Турнир прервали.
Генрих, говорит Рейф. Генрих мертв.
А, говорит он.
Сыплет на чернильные кляксы песок из костяной коробочки. Спрашивает: небось вся арена в крови?
У него всегда под рукой турецкий кинжал, давнишний подарок, в ножнах с гравированными подсолнухами. Диковинная игрушка, украшение, думал он до сего дня. Сейчас прячет кинжал под одеждой.
Позже он вспомнит, как трудно было пройти в дверь, повернуться к турнирной арене. Слабость, накатившая, когда он испугался за Грегори, так и не отпустила до конца. Он говорит себе: «Грегори цел», однако тело словно оглушено, замедленно, как будто он сам получил смертельный удар. Что делать: попытаться взять бразды в свои руки или бежать, скорее, скорее, пока не поздно, пока не закрыли порты… куда? Быть может, в Германию? Есть ли государство, где он сможет укрыться от императора, от Папы, от будущего правителя Англии?