Это было невыносимо унизительно, Екатерина чувствовала себя виноватой в том, что непривлекательна для мужа, что тому куда больше нравится то одна, то другая фрейлина… Отношения вовсе не клеились; сначала она пыталась полюбить своего супруга, но быстро поняла, что так будет только хуже. Нет, лучше, если любви к супругу не будет вовсе, потому что ответной ожидать не стоило. Если бы он пожелал, чтобы она его полюбила, это удалось бы без труда, но Петр если и желал, то глубоко скрывал это…
У великого князя нашелся еще один способ издеваться над женой, он словно мстил ей за собственную несостоятельность. И мстил извращенно.
Приметив, что Екатерина мило щебечет с Андреем Чернышевым, который стал его камердинером, Петр принялся просто сводить вместе эту парочку! Дружба с Чернышевым еще с тех времен, когда у них появился Молодой двор, это воспоминание о беззаботности, когда казалось, что все хорошее еще впереди… Екатерине было приятно разговаривать с камердинером мужа, слышать веселый голос без визга, комплименты вместо глупостей, Чернышев не заставлял ее рассуждать на темы мундиров и муштры, от него не пахло псиной и вином, с ним было приятно.
Удивительно, но Петру доставляло болезненное, извращенное удовольствие наблюдать, как эти двое приятно беседуют, он, словно гадкий монстр, наблюдал за подопытными кроликами, посаженными в тесный ящик вдвоем. Петр по несколько раз в день отправлял Чернышева к Екатерине и всякий раз спрашивал, сделал ли он уже… Сначала камердинер делал вид, что просто не понимает, о чем говорит великий князь. Потом несколько толчков в бок с хихиканьем: «Да ладно, я не сержусь, говори откровенно!» — заставили его опасаться неприятностей и быть осторожней.
Екатерине на опасность указал старый слуга Тимофей Евреинов, осторожно обратив внимание на то, что вокруг слишком много любопытных ушей и глаз; даже если ничего нет, все равно придумают, нельзя давать ни малейшего повода, чтобы не быть ни в чем обвиненной. Екатерина, для которой болтовня с Чернышевым была настоящей отдушиной — не с Кроузе же ей щебетать, а с мужем просто невозможно, — совсем сникла.
Тимофей был прав, придворные сплетники тут же приписали Екатерине в любовники всех троих Чернышевых, служивших у Петра. Конечно, потому у нее и нелады с мужем! Куда великому князю до этих троих красавцев!
Чернышев почувствовал, что вокруг шеи затягивается петля, а потому на очередное настояние Петра быть посмелей с его супругой ответил:
— Пусть Ваше Императорское Высочество примет во внимание, что великая княгиня все же не госпожа Чернышева…
Петр грубо расхохотался.
Все прекратила Елизавета Петровна; Чернышевы все же поплатились за дурь князя, причем все трое, они были отправлены подальше от Петербурга в дальние гарнизоны Оренбургской губернии, практически в ссылку, разве что не в кандалах. Петр отделался легким испугом, Екатерина тоже, поняв, что стала куда более зависимой и невольной, чем была девочкой в Штеттине.
Императрице надоела свора собак, шум, гам, вопли и беготня рядом со своими покоями. Петр и его свора поднимались как раз тогда, когда Елизавета Петровна только укладывалась спать, ведь ночами она веселилась. Конечно, племянник с этим нисколько не считался, его нелепая возня с муштрой лакеев и жены, с дрессировкой и битьем несчастных собак сильно действовала на нервы императрицы, бывали минуты, когда она в раздражении даже жалела, что вытащила этого недоумка из Киля и сделала своим наследником. Может, было бы лучше оставить престол Иоанну Антоновичу, заключенному в Холмогорской крепости?
Опасные для Петра и Екатерины мысли начали появляться у императрицы…
Последней каплей стала безобразная придумка Петра.
Однажды он прислушался и обнаружил, что за дверью, которая соединяла его комнаты с какой-то еще, но была заколочена, ведется тихая беседа. Время позднее, и обычно в столь поздний час князь бывал уже в спальне у супруги, но на сей раз он не спал. Петр с любопытством приложил ухо к двери и понял, что по ту сторону ужинают Елизавета Петровна с ее фаворитом Разумовским. Разговор шел приватный, хотя и ни о чем.
Любопытство заставило князя на следующий день, пока Елизавета Петровна еще спала, просверлить несколько отверстий в двери, чтобы понаблюдать через них за тетушкой. На что он надеялся? Что увидит, как Разумовский делает то, что ему самому не удается? Но там оказалась не спальня, а комната для уединенных завтраков и ужинов. Зато Разумовский появлялся в шлафроке, а императрица без фижм и бриллиантов. Ну почти неглиже же!
Радости Петра не было предела, он получил возможность подглядывать за тетушкой! Конечно, первой, с кем он, торжествуя, поделился своей тайной, была Екатерина. Однако жена не разделила радости супруга, напротив, ужаснулась:
— Петер, этого нельзя делать! Это непорядочно!
Екатерина категорически отказалась подсматривать, Петр разозлился, впервые обозвав ее дурой, и пригласил к такому развлечению придворных. Фрейлины и камер-юнкеры не великая княгиня, даже если и хотели бы отказаться, то не могли, они подсматривали.
Как долго, неизвестно, но когда об этом узнала императрица, гневу ее не было предела! Быстро выяснилось, что великая княгиня в сих забавах участия не принимала, но мужа не остановила. Елизавета Петровна прекрасно понимала, что остановить Петра невозможно, потому Екатериной хоть и была страшно недовольна, но зла не держала.
Императрица взволнованно, вернее, в крайнем раздражении ходила по спальне. Притащить из захолустья этого идиота, назвать наследником, вложить в него столько средств и сил, женить, чтобы он вел себя как полный придурок?! Елизавета Петровна уже тысячу раз пожалела, что назвала племянника наследником престола, можно и переиграть, только в чью пользу? Разве что будет внук. Но ведь и того не предвидится. Для чего она их поженила? Чтобы родили наследника, но эти двое дураков в спальне играют в куклы!
Императрица была страшно разгневана на племянника за дурость, а на его жену за неспособность этой дури противостоять. Ведь как радовалась, что у Петра разумная, серьезная супруга, казалось, только женятся, сразу возьмет его в руки, заставит вести себя, как положено молодому мужу, а не дерганому подростку.
Камердинер доложил о приходе Бестужева.
— Пусть войдет.
Бестужев тоже странен, он далеко не красавец, но более всего канцлера портило отсутствие зубов, из-за чего губы проваливались внутрь рта, при разговоре во все стороны летела слюна, а шепелявую речь было трудно разобрать. Елизавета Петровна страшно не любила общаться с Бестужевым, но вынуждена признать, что редко встретишь людей умней, а вернее, хитрей канцлера. Он вел всю внешнюю политику России, представляя императрице лишь документы на подпись, но он же был против Екатерины как невесты наследника. Императрица поступила не только против воли Бестужева, вопреки его совету, но и тайно от канцлера.
И все же сейчас Елизавета Петровна позвала для совета именно его.