– Либо что? – подтолкнул его Макрон.
Фусций бросил нервный взгляд на дверь, убедился, что она плотно закрыта, потом продолжил, понизив голос:
– Либо мы выберем нового императора. Такого, кто сможет заплатить нам за верность.
Макрон обменялся с Катоном быстрым взглядом, потом прокашлялся.
– Да, это серьёзная причина.
– Ты слишком долго пробыл в легионах, мой друг. – Фусций улыбнулся. – В преторианской гвардии всё обстоит именно так. Мы так ведём дела.
– Да ты-то откуда это знаешь? Ты тут и прослужил-то всего ничего, едва научился правильно пилум держать.
– Я слушаю, что говорят другие. И разговариваю с людьми. – Фусций покивал. – И понимаю, что происходит. Клавдий может пока что оставаться императором, но если он не предпримет мер, чтобы порадовать преторианскую гвардию, среди нас найдутся такие, кто захочет найти себе нового хозяина.
– Это легче сказать, чем сделать, – заметил Катон. – Британик слишком юн. Да и Нерон тоже.
– Нерон, может, и юн, но уже популярен. Ты ж сам видел, как его приветствовали гвардейцы на играх, посвящённых годовщине восшествия.
– Стало быть, будем просто выгонять одних императоров и выбирать других – просто по капризу.
Фусций пожал плечами:
– А чем это не причина? К тому же тогда можно быть уверенным, что новый император постарается как можно скорее завоевать поддержку преторианской гвардии. Лично мне это вполне подходит. И вам тоже, если у вас достанет ума это понять.
Катону совсем не нравилось отношение этого молодого гвардейца к солдатскому долгу. Он отлично видел, что в глазах Фусция ярким пламенем горит самая что ни на есть неприкрытая алчность, и при этом ощущал нарастающее желание высвободиться из ядовитой атмосферы римских политических интриг, превращавших столицу в настоящий гадюшник. Лживость, безжалостная жестокость и чудовищные амбиции потоками изливались из души тех, кто стоял у власти, их не могла сдержать никакая мораль. Теперь, когда их с Макроном тоже затянуло в эту трясину, он всей душой желал вернуться к обычной армейской жизни. Необходимость скрывать своё настоящее имя и ежеминутно ожидать удара в спину создавали постоянное, изнуряющее напряжение, так что у Катона не было никакого желания оставаться в Риме дольше, чем нужно. Он внезапно осознал, что женитьба на Юлии и вхождение в её семью вполне могут навсегда затянуть его в опасный и предательский мир столицы. Её отец – сенатор, любитель играть в смертельно опасные политические игрища. И если он сам станет частью этой жизни, то ему придётся жить только за счёт собственных мозгов.
Нет, это не жизнь для солдата, думал Катон. Потом он улыбнулся про себя, поражаясь этому готовому определению собственной истинной сущности. До последнего времени он ещё мучился ужасными сомнениями насчёт своей способности стать настоящим воином, подозревая, что всего лишь играет роль солдата. Теперь подобные мысли его уже не волновали. Тяжкие годы солдатской службы закалили его, вбили ему в душу необходимые профессиональные навыки, точно так же, как оружие его врагов оставило раны и шрамы на его плоти, так что все теперь сразу видели, кто он такой – солдат Рима, с головы до ног.
Но даже смирившись с этой реальностью и находя в ней некоторое удовлетворение, Катон временами ощущал немалое беспокойство при мысли о том, как ему удастся сохранить баланс между солдатским долгом и тем, что он может стать мужем Юлии и в один прекрасный день даже отцом её детей, если боги благословят их таковыми. Многим другим это удавалось, но Катон сомневался, что у него самого получится добиться подобного компромисса. И ещё одно: а будет ли сама Юлия терпеть такую его раздвоенность? Готова ли она к тому, чтобы оставаться верной, любящей женой, пока Катон вместе с Макроном участвует в очередной кампании, защищая границы империи?
Он попытался отбросить все эти сомнения и сосредоточиться на том, что ответить Фусцию. Возможно, этот молодой гвардеец просто испытывает его, проверяет. Возможно, Фусций каким-то образом тоже связан с этим заговором. Или он умудрился что-то подслушать? Но ещё большее беспокойство вызывала возможность того, что он просто выражает мысли и взгляды рядовых солдат преторианской гвардии.
– Значит, новый император, – задумчиво произнёс он. – И ты полагаешь, что это будет Нерон.
– А кто ж ещё?
– Да, он наиболее подходящий кандидат на замену Клавдию, – должен был признать Катон. – Хотя имеется и другая возможность. Зачем нам вообще менять императора? Почему бы не вернуться ко временам и порядкам республики? Конечно, при этом мы останемся без работы. На кой нужна гвардия, если нет императора, которого надо охранять?
Фусций минуту пристально смотрел на Катона. Потом сказал:
– Кто бы ни стал править Римом, можешь быть уверен, что им понадобится охрана. Сенату, например, ничуть не меньше, чем императору. И они будут готовы хорошо платить за это.
Макрон рассмеялся:
– Так ты, значит, предлагаешь, чтобы преторианская гвардия начала торговать своими услугами?
Фусций пожал плечами:
– Называй это как хочешь. Факт остаётся фактом: мы – это реальная сила и власть, стоящая за императорским троном или за тем, кого мы решим поддержать.
– И ты действительно считаешь, что армия должна взять власть и распорядиться ею? – спросил Катон.
По лицу молодого преторианца скользнула улыбка.
– Да нет же, вовсе нет. Считай это просто неофициальным рычагом давления на власть того, кто правит Римом. За службу кому мы будем получать солидное вознаграждение.
– Или наоборот, – саркастически засмеялся Макрон.
Замок на двери щёлкнул, открываясь, дверь распахнулась, и все трое, испуганно повернувшись, увидели на пороге опциона Тигеллина. Он с любопытством их разглядывал.
– Это что у вас тут? У вас вид грабителей, застигнутых на месте преступления. – Он довольно засопел, потом ткнул большим пальцем себе за спину: – Калид, Капитон, вас в штаб вызывают. Центурион Синий желает вас видеть. Лучше поспешите.
– Есть, опцион, – кивнул Катон. – Знаешь, зачем мы ему понадобились?
– Не имею понятия. – Тигеллин тонко улыбнулся. – Скоро сами узнаете, ребятки.
Катон незаметно пощупал выступающий предмет у себя за поясом. Он ожидал этого вызова.
Тигеллин занялся делом – расстёгивал ремешок шлема под челюстью. Катон и Макрон двинулись к двери. Не успели они переступить порог, как опцион заговорил снова:
– Не думайте, что я не заметил, как вы двое возгордились, когда вам удалось незаметно смыться из лагеря. Вам бы лучше не ввязываться ни во что такое, что могло бы причинить неприятности лично мне, понятно?
Катон ничего на это не ответил, просто кивнул и сделал знак Макрону. Они вышли из казармы и направились в другой конец лагеря, к штабу.
– Как я понимаю, центурион Луркон пропал без вести. – Синий склонил голову набок и уставился на двоих гвардейцев, стоящих перед его столом. – Никак его не могут найти. Нигде. Дежурный командир, командовавший стражей у главных ворот, сообщил, что он вчера вечером покинул лагерь и с тех пор не возвращался. Следует ли мне считать, что мы можем больше не рассчитывать вновь его увидеть?