— Честно говоря, я сначала тоже об этом подумал.
— Потом я ненадолго оставил его здесь, а когда вернулся, то застал ужасно мрачным и задумавшимся о чем то. Увидев меня, он вскочил и, не сказав ни слова, вышел.
— Он испугался! — воскликнул я.
— Не знаю. Пожалуй. Только потом, как я его не уговаривал, не захотел сюда приходить. Стал смеяться. И еще подшучивал надо мной, что я теперь дитя малое, наверное, мочусь под себя во сне… В общем, он отказался впадать в детство.
— Да, уж, ему это ни к чему. У него другие планы.
— Единственное, что ему от меня требовалось, быть в курсе всего, что касается Косточки и игры. Хотя, конечно, как отец он имел право знать, и я не мог ничего от него утаивать… Но он, собственно, даже и в это не вникал. Просто приставил ко мне Толю и службу безопасности. А уж они решили, что я обыкновенный шпион и что со мной нечего церемониться…
— Знаю, знаю. Все знаю и понимаю. Ладно, не мучай себя, — печально сказал я. — Я тоже проектировал Москву вовсе не для того, чтобы в ней происходило то, что произошло и происходит…
— Ты тоже не мучай себя, Серж, — кивнул он.
— Чего уж теперь, — махнул я рукой.
Внезапно я почувствовал, что на меня снова навалилась усталость. Возможно, я даже на некоторое время отключился.
— А было бы очень полезно подержать его здесь подольше, — услышал я, снова включаясь в действительность. — Вот если бы Косточке подбросить эту идею! Вот какой пункт нужно было сделать первым пунктом в их ультиматуме! Пропустить взрослых через мою комнату! Тогда не потребовалось бы никаких крайних мер. Папа сделался бы другим человеком, и он с Косточкой смог бы обо всем договориться…
Наш славный чудак продолжал рассуждать сам с собой, а я опять куда то поплыл.
— Да ты почти спишь, Серж, — сказал дядя Володя. — Ты совсем не слушаешь меня.
— Я слушаю, Володенька, — пробормотал я.
— Тебе нужно отдохнуть, Серж. — Он помог мне слезть с высокого стула и подвел к обширной кровати. — Давай, я помогу тебе лечь.
Я не сопротивлялся.
— Хорошо. Утро вечера мудренее. Заодно испытаю на себе твою комнату…
Он помог мне раздеться и уложил в постель, как заботливая мамаша. Кажется, он руководствовался энтузиазмом исследователя. Он действительно хотел испробовать на мне действие своего изобретения.
— А это правда не страшно? — улыбнувшись, пошутил я.
— Нет! Совсем нет! — горячо стал уверять меня он.
— По крайней мере, я не намочу под себя?
Странное дело, я так устал, так хотел спать, но как только улегся, сон вмиг слетел. Дядя Володя, похоже, тоже не спал. Через приоткрытую дверь я слышал, как он сопит и ворочается на веранде на диване. Но я больше не стал с ним заговаривать.
Все мои мысли вертелись вокруг одного — завтрашней отправки детей в Москву. Собственно, это даже были не мысли, а просто давящее предчувствие надвигающейся беды.
Потом мои глаза привыкли к темноте, и я смог довольно отчетливо различать эти удивительные гипертрофированные предметы обстановки. Я лежал на огромной кровати. В ней было чудесно, прохладно. Можно было свободно перекатиться под бескрайним одеялом с одного края на другой. Можно было зарыться с головой в пышные огромные подушки. Я взглянул на огромный зеркальный шкаф. В зеркале смутно отражалась вся странная комната и огромная кровать… Впрочем, теперь, отраженная в огромном зеркале, кровать не показалась мне огромной. Она была вполне обыкновенных размеров, но на ней, на этой кровати, свернувшись калачиком под одеялом, устроился явно не взрослый человек, а мальчик лет десяти одиннадцати. Я понял, что все таки начинаю засыпать.
Я вытащил из под одеяла руку. В темноте нельзя было рассмотреть подробности, какие ногти, кожа, но это определенно была маленькая рука — рука ребенка.
Я лежал не шевелясь и с замирающим сердцем мерил взглядом пространство. Нет, оно не казалось гипертрофированным. Потому что я смотрел на него из своего детства.
Среди ночи я вдруг проснулся. Встрепенулся и прислушался. Опять!.. Словно легкий ветерок коснулся моей щеки или я ощутил какой то прозрачный аромат. Еще не понимая, где я и что со мной, я приоткрыл глаза и увидел неяркий колеблющийся свет и промелькнувшую в дверном проеме женскую фигуру.
— Мамочка? — едва не вырвалось у меня.
Но уже в следующий момент я очувствовался, узнал голос Альги и услышал голос дядя Володи.
Я поймал последние фразы их разговора. Дядя Володя увлеченно доказывал девушке, что всем нам нужно провести достаточное количество сеансов в его магической секретной комнате, и тогда все проблемы отпадут сами собой. Дескать, мы должны добровольно изменить себя и объединиться с детьми. И Папа должен твердо пообещать сыну, что согласен на эту процедуру.
— Я хочу, чтобы Серж тайком провел меня к Косточке, до того, как отправят детей. Я попытаюсь объяснить эту идею, — увлеченно говорил дядя Володя. — Это прекрасный компромисс. Вот и Серж считает, что в этом есть смысл…
— Глупые вы, Володенька. Все это сплошные фантазии, — решительно прервала его Альга. — Я сама должна попасть туда. Я поговорю с Косточкой. Если, конечно, Серж согласиться провести меня.
Господи, удивился я, она еще в этом сомневалась!
— Ну конечно, он тебя проводит! — воскликнул дядя Володя.
— А как он себя чувствует? — обеспокоено поинтересовалась Альга.
— По моему, еще не лучшим образом…
— Нет, я чувствую себя прекрасно! — крикнул я, соскакивая с кровати.
Я забыл, что кровать такая высокая и, споткнувшись, едва не растянулся на полу. Я чувствовал себя, как маленький мальчик. Мне хотелось скакать и прыгать. Я поспешно натянул брюки и, застегивая рубашку, вышел на веранду.
— Ты готова поговорить с Косточкой? — спросил я девушку, избегая, однако, смотреть на нее.
Я лишь мельком взглянул на нее, и она показалась мне необычайно красивой— в черных джинсах и черном свитере. Этой ночью ее изумрудные глаза так и сияли. Но в данной ситуации мысль о ее красоте представлялась мне по меньшей мере неуместной.
— Папа тоже хотел этого, — сказал я. — Он считает, что ты могла бы повлиять на Косточку.
— Конечно, Папа знает, что говорит, — кивнула Альга. — И я должна там быть.
Так оно и есть: она, оказывается сама рвалась туда! Удивительно: когда то гордый Косточка заявил, что однажды она сама придет к нему. Теперь, похоже, был как раз тот случай.
— Но ведь это очень опасно. А ты вовсе не обязана так рисковать! — вырвалось у меня.
— Тут нет никакого риска, — спокойно возразила она. — Я их помирю. Вот и все.
Я пристально посмотрел на нее: верит ли она сама в то, что говорит? Нет, я не мог этого понять.