— Так, что еще?
— Теперь международные дела. В конце ноября прошлого года эксперт из ведомства Риббентропа Герман фон Раумер подал идею подписать Антикоминтерновский пакт Германии, Италии и Японии. Идею поддержали и в настоящее время готовятся к подписанию этого пакта.
Далее. В Берлине очень активен японский военный атташе генерал Хироси Осима. В ближайшее время он должен привезти из Токио проект договора о сотрудничестве между армиями двух стран и их разведками. Японцы хотят координации подрывной работы против СССР, и адмиралу Канарису это нравится. Теперь, кажется, все.
Зарубин молчал, обдумывая, как лучше приступить к главному, что должно было быть обсуждено на этой встрече. Леман терпеливо ждал.
— Вилли! Мы уже говорили с тобой о моем возможном отъезде, — наконец заговорил он. — Так вот, сегодня я получил телеграмму… — он замолчал.
— И что там пишут? — не выдержал Леман, хотя уже прекрасно понял о чем пойдет речь.
— Меня отзывают!
Зарубин опять помолчал, давая агенту возможность осознать сказанное.
— Пока ты будешь работать с Люси. Этот вариант мы с тобой подробно обсуждали. Она человек абсолютно надежный, неоднократно проверена на практических делах. На нее можешь положиться, лишь бы ты сам не допустил ошибки. Очень надеюсь на тебя, на твой опыт и знания.
— Я все понимаю! — Вилли волновался и с трудом подбирал слова. — Но мне искренне жаль, что тебя не будет! Мы ведь неплохо с тобой сработались! Согласись — частые смены кураторов плохо отражаются на качестве работы.
— Я согласен, Вилли! Но это приказ и приказы, как ты знаешь, не обсуждают. Но я хочу, чтобы ты знал. Буду ли я в Москве, или в другом месте, я буду постоянно интересоваться твоими делами. Если у тебя возникнут проблемы пиши мне в Москву и я обязательно постараюсь помочь. Вот, кажется, и все. Сейчас я подброшу тебя до метро и мы простимся.
Через несколько минут они расстались. Расстались навсегда. Зарубин не предполагал тогда, что для него это будут последние часы пребывания на немецкой земле, что больше он уже никогда туда не вернется.
Не прошло и недели, как он оказался в Москве, в Кремле, где ему вручили орден Красного знамени за успешную разведывательную работу в Германии.
Вместе с Зарубиным такую же награду принимал Павел Судоплатов, тоже вернувшийся из заграничной командировки.
Вечером их пригласил к себе домой новый начальник пятого отдела Абрам Слуцкий, сменивший на этом посту Артузова, окончательно перебравшегося в Разведывательное управление Красной Армии. Когда они вошли в подъезд указанного дома, привратник не задал Василию ни одного вопроса, поклонился Лизе и, открывая дверь, приветливо улыбнулся:
— К вашим услугам, мадам!
Лиза с Василием переглянулись и рассмеялись. Уж очень это было необычно для Советского Союза.
Их уже ждали. Едва они вошли, как женщины бросились к Лизе, начали ее обнимать и целовать. Все смеялись и говорили разом. Лиза не смогла сдержать слез.
Стали рассаживаться за столом уже заставленным закуской и выпивкой. Слуцкий, его новый заместитель Сергей Шпигельглас, Яков Серебрянский, Судоплатов, Ревзин, все с женами. Когда гости немного успокоились, Слуцкий поднял тост за награжденных, за их благополучное возвращение на Родину. Все поднялись, зазвенели бокалы и стали выпивать. Тут вдруг обнаружилось, что Павел Судоплатов не пьет водки. Все стали смеяться, подшучивать. Никто не мог поверить, что этот молодой, отчаянной храбрости сотрудник, только что вырвавшийся из оуновского вертепа в Германии, где провел около года, постоянно рискуя жизнью, не может выпить рюмку водки. Пришлось вмешаться Слуцкому и совместными усилиями награжденного все-таки уговорили выпить.
Василий с Лизой наслаждались общением с друзьями, предвкушая возможность повидаться с родственниками, пару недель отдохнуть в Крыму, пожить, пусть недолго, естественной жизнью обычного человека.
Теперь не нужно думать о делах, постоянно встречаться с людьми, вести обильную переписку, постоянно быть настороже, не позволяя себе ни на минуту расслабиться. Теперь они свободны! Какое это счастье быть свободным с ощущением выполненного долга перед страной, близкими людьми, наконец, перед самим собой!
Лиза воспользовалась моментом, чтобы на кухне наедине переговорить со Слуцким. На ее вопрос, как идут дела, он отвел в сторону взгляд, помедлил, потом тихо сказал:
— С ноября прошлого года Ежов начал репрессии против чекистов центрального аппарата. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) планируется заслушать его доклад о деятельности органов, в том числе Иностранного отдела. Считается, что он засорен троцкистскими кадрами. Думаю, ты понимаешь, что за этим последует? Считаю, что вам с Василием надо выехать немедленно в командировку. Так будет лучше…
— Как в командировку?! — вырвалось у нее.
— Да, лучше! — повысил голос Слуцкий. — Лучше, чем оставаться здесь. Это, несомненно, повлечет ряд неудобств. Я понимаю, вы устали, нуждаетесь в отдыхе. Но времени осталось мало. Сегодня я еще могу вас отправить, а что будет завтра — не знаю. Поезжайте в Америку, там отдохнете, или по дороге, на месяц остановитесь во Франции. В Соединенных Штатах надо вербовать агентов-связников для поездок в Германию на случай войны. Вы с этим справитесь! Так, что даю вам неделю и в путь. — Голос его прервался. Он прошептал: — Здесь невыносимо… — И отвернулся. Потом быстро вышел из кухни.
Веселье как-то быстро пошло на убыль. Все стали собираться домой, впереди была трудовая неделя.
На следующий день Василий с Лизой вышли из своего номера в «Национале», где их все принимали за иностранцев, и решили прогуляться по Москве. Красная площадь, как обычно, была заполнена людьми. Они прошлись по ней, полюбовались кремлевскими звездами, потом вернулись и вышли на Кузнецкий мост, торговую улицу, где на каждом шагу встречались книжные лавки. На витринах, рядом с портретами Маркса, Ленина, Сталина на видном месте стояли портреты немецкого прозаика Лиона Фейхтвангера. [35] Живого классика пригласили в Москву, надеясь, что он напишет книгу, способную сгладить отрицательное впечатление от произведения французского писателя Андрэ Жида [36] «Возвращение из СССР».
Обедали в «Метрополе». Огромное кафе было пусто, после Германии это было как-то непривычно.
В дороге была возможность спокойно все обдумать. Подолгу простаивая у окна в коридоре вагона. Зарубин мысленно возвращался к прошедшим событиям в Германии.