— Все ясно!
Коротков подлялся и вышел из кабинета.
В Берлине с сентября 1939 года резидентом работал протеже наркома Амаяк Кобулов, малообразованный, амбициозный человек. Он начинал со скромных хозяйственных должностей на предприятиях Закавказья, поступил в органы по инициативе старшего брата Богдана, ставшего правой рукой Берия и скоро сделал стремительную карьеру. Резидентом согласился поехать не зная немецкого языка и не имея ни какого опыта разведывательной работы. После беседы с ним перед отъездом Павел Матвеевич Журавлев только сокрушенно разводил руками. Слов просто не было.
Предчувствия не обманули опытного разведчика Журавлева. Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично взялся за дела. Все попытки Журавлева призвать резидента к осторожности, конспирации, оказывались безуспешными. Общепринятые, обязательные в разведке правила Кобулов воспринимал как личные ограничения и при первой же возможности пожаловался начальнику разведки Фитину на Судоплатова и Журавлева. Так, что Коротков прекрасно понимал, с кем ему предстоит работать.
Вечером следующего дня Судоплатов с Коротковым отправились на беседу с Берией. Они вошли в большой, просторный кабинет на втором этаже. Нарком сидел за столом, освещенным лампой с зеленым абажуром. Бросались в глаза пенсне с поблескивающими стеклами на хищном носу, зачесанные назад темные с проседью волосы, большой лоб с глубокими залысинами.
Берия встал, вышел из-за стола и пожал им руки. Его полноватая, крепкая фигура в штатском костюме выглядела мешковатой.
— Садитесь, — прозвучал его спокойный голос с небольшим грузинским акцентом. — Докладывайте, товарищ Судоплатов! — приказал он, усаживаясь на свое место.
— Лаврентий Павлович! — начал Судоплатов. — Мы решили в помощь товарищу Кобулову направить опытного работника Короткова, хорошо знающего условия работы в Германии. Товарищ Коротков…
— Я знаю Короткова! — прервал его Берия. — С каким заданием вы его посылаете?
— Оказать помощь в организации работы резидентуры, восстановить связь с законсервированными агентами…
— С кем конкретно?
— Пока с Корсиканцем, Фильтром, а также с Брайтенбахом, — ответил Судоплатов и протянул справки на указанных агентов.
Берия принялся внимательно читать документы. В кабинете воцарилась тишина, приглашенные сидели молча, настороженно поглядывая на грозного наркома. Вдруг трелью залился отдельно стоявший в стороне телефонный аппарат. Берия вскочил и взял трубку.
— Слушаю, товарищ Сталин! — Берия. Мгновенно подобрался. — Так, так! Понял! Через два часа! Понял! Будет сделано, товарищ Сталин!
Очевидно, Сталин дал ему какие-то указания, которые поменяли его личные планы, потому что положив трубку, он какое-то мгновение стоял в задумчивости, потом сел, быстро дочитал справки и сказал:
— Значит так! С кандидатурой Короткова я согласен. — Повернувшись к Короткову, продолжил: — Корсиканец особого беспокойства не вызывает. Главное — наладить получение от него материалов и быструю их обработку. Что касается Брайтенбаха, то я не исключаю игры со стороны немцев. В любом случае никаких заданий агенту на первых норах не давать. Предложите представлять то, что находится непосредственно в его руках. Наша помощь будет зависеть от того, насколько успешно вы справитесь с заданием. И помните, — Берия сделал многозначительную паузу, — вся ответственность за успех операции возлагается на вас!
Потом, помолчав, он пристально взглянул на Короткова и спросил:
— Как вы себя чувствуете? Нуждаетесь ли в отдыхе?
— Спасибо, Лаврентий Павлович! Чувствую себя хорошо.
В это время в дверях появился адъютант Саркисов и напомнил:
— Лаврентий Павлович! Пора ехать!
Берия недовольно блеснул стеклами пенсне в сторону адъютанта, вышел из-за стола, быстро подошел к вскочившему Короткову, протянул руку и поглядывая снизу вверх на высокого Александра, сказал:
— Желаю успеха! Ждем от вас сообщений!
Когда спустя несколько минут они зашли в кабинет Судоплатова, Павел Анатольевич, впервые за время их общения, позволил себе некоторую вольность.
— Садись, Саша! — проговорил он, устало присаживаясь за свой стол. — Дел навалилось, а людей совсем нет. Я что хотел тебе сказать. Я согласен с Павлом Матвеевичем, нас очень беспокоит Кобулов. Ты понимаешь, что послан он не нами. Поэтому будь осторожен, с ним не конфликтуй, почаще пиши нам. А мы чем сможем, будем тебе помогать. Ну все, давай прощаться!
Судоплатов вышел из-за стола, подошел к Александру, и они, неожиданно для обоях, крепко обнялись…
… Время летело незаметно. Пора было собираться, через час поезд прибудет в Берлин. Александр рассчитался и не спеша направился к своему купе.
Берлин встретил Короткова изнуряющей августовской духотой, роскошными, со вкусом убранными витринами магазинов, потоками автомашин, двухэтажных автобусов, трамваев, многочисленными прохожими на улицах. Правда, как он потом убедился, все это разительно менялось к вечеру: гасили свет после десяти, закрывали ставнями окна магазинов. Боялись налетов английской авиации.
В городе появилось много маленьких сквериков на месте разрушенных британскими бомбардировками зданий.
Александра встретили на вокзале и разместили в одной из гостевых квартир полпредства на Унтер-ден-Линден. Через пару часов он открыл дверь так хорошо известного ему кабинета резидента на втором этаже в левом крыле полпредства.
Амаяк Кобулов принял его очень любезно. Наконец-то он дождался человека, на которого можно опереться и за спиной которого можно уверенно командовать. Было отчего радоваться.
Для Александра начались оперативные будни.
Это произошло в начале сентября 1940 года. Леман только вернулся из очередной командировки со своим новым шефом Вальтером Шелленбергом, еще не успел раздеться, как раздался телефонный звонок.
— Вас слушают, — по служебной привычке сказал он, взяв трубку.
— Говорит коллега Прайс из Кенигсберга. Я в Берлине проездом и хотел бы вас увидеть, — человек свободно говорил на немецком с едва уловимым венским акцентом.
— Пожалуйста, завтра жду вас в бюро.
«Наконец-то — подумал Вилли и облегченно вздохнул. Связной из Москвы дал о себе знать, когда он потерял уже всякую надежду. — Значит, мое письмо они все-таки получили». Вилли сел в кресло и задумался.
Еще летом прошлого года у него на службе начались перестройки. Гиммлер принял решение объединить СД с гестапо и назвал новообразование — Главным управлением имперской безопасности — ГУИБ, немецкая аббревиатура РСХА. С этой идеей он носился еще с тридцать шестого года и вот теперь, наконец, смог ее реализовать.
Первым результатом стало усиление контроля со стороны штаба войск СС над всеми полицейскими службами. РСХА, состоящее из семи управлений, рассматривалось как главное управление в составе Министерства внутренних дел и одновременно как одно из двенадцати управлений войск СС. Возглавил РСХА группенфюрер СС Райнхард Гайдрих.