Тем временем врач пытался разжать матери челюсти, чтобы вставить в рот трубку или ввести зонд. Маша едва сдерживала себя, чтобы не броситься и чем-нибудь прикрыть ее, поскольку мамин халат распахнулся и обнажились груди. Чтобы не упасть в обморок, она повернулась и вышла на кухню.
На кухне зачем-то сидел милиционер и скромно рассматривал свои ладони.
— Дело-то вот, размышляю, — сказал он, — с криминалом или без…
Маша развернулась и пошла в бабушкину комнату.
Бабушка стояла на своих больных коленях, оперевшись животом и локтями на постель, и смотрела на маленькую иконку Николая Угодника.
— Ну скажи, Никола, разве какой-то там мужик, какое-то там горчичное семя, стоил того, что она, голубка, над собой сотворила?! — плакала она.
— Не плачь, бабуля, — сказала Маша. — Врачи делают ей уколы, ничего не будет.
— Будет! Бу-у-удет! — по-старушечьи тоненько голосила бабушка. — Теперь будет!
— Бабушка! — вскрикнула Маша и, упав рядом с ней на колени, зарыдала, как маленькая.
Бабушка гладила ее по лицу сморщенными сухими лапками и причитала:
— Бедное дитя, бедное дитя!
Через несколько минут Маша вдруг вскочила и бегом вернулась в гостиную. Один из врачей склонился над мамой и делал ей искусственное дыхание рот в рот. Другой прилеплял в область сердца электроды. Медсестра держала в руках электрошок и ждала команды.
— Я теряю пульс, — воскликнула медсестра. — Я теряю пульс!
— Продолжай делать искусственное дыхание! — крикнул врач коллеге. — Энергичнее!
Перед глазами у Маши снова все поплыло. Руки, ноги, медицинские инструменты, трубки, провода, тело мамы, распростертое на кушетке в гостиной… Она чувствовала, как подкатывает дурнота, и беспомощно вертела головой. Сплошной туман.
— Разряд! Еще разряд!.. Укол! Готовьте вену! Быстрее!
— Пульс исчезает!
— Еще разряд!
— Быстрее, быстрее! Попробуйте справиться с аритмией!
— Пульса опять нет!
— Колите в сердце! Быстрее!
Руки и ноги у мамы подскакивали и болтались, но не сами собой, а потому, что двое мужчин и женщина в поте лица трудились над ней, пытаясь вернуть ей жизнь. Но жизнь стремительно утекала. Утекла. Было ясно, что все кончено.
— Сделайте же что-нибудь! — закричала Маша.
— Она уходит! — сказал один из врачей.
— Прошло уже пятнадцать минут, — добавил другой, — гибнет мозг…
— Отче наш… — голосила в соседней комнате бабушка.
— Вы что, не видите, что она умирает! — забормотала Маша, дергая врача за руку.
— Она умерла, — ответил врач. — Примите мои соболезнования.
В глазах у Маши потемнело, и она рухнула на пол.
* * *
Когда она пришла в себя, то увидела сестру Катю и бабушку, которые обнимали ее и плакали.
— Я в полном порядке! — вырвалось у нее, как только она вспомнила, что произошло. — Я так вас люблю, — воскликнула она, — давайте больше никогда не будем ссориться!
— Давайте, — согласилась Катя.
— Там на кухне милиционер, — вдруг спохватилась Маша. — Дай ему банку какого-нибудь своего варенья, — попросила она бабушку, — пусть он уйдет.
Бабушка кивнула и поплелась на кухню.
Между тем врачи сосредоточенно собирали свои принадлежности. Вытаскивали из мамы иглы, отсоединяли провода, сматывали трубки и прятали лекарства. У одного из них на поясе запищал пейджер. Им нужно было спешить по другому вызову.
Маша смотрела, как они виновато пятятся к дверям и уходят, и ей не верилось, что они уйдут, а мама не поднимется с кушетки, не выругает своих безалаберных дочерей и не отправится к себе в спальню делать косметический массаж… Ей казалось, что стоит только ненадолго закрыть глаза, и все ужасы исчезнут, как дурной сон. Она закрыла глаза, открыла. Но нет — ничего не исчезло.
Маша увидела, как по прихожей в сопровождении бабули и с банкой варенья в руках пробирался милиционер. Встретившись с ней взглядом, он сочувственно спросил:
— Умершая являлась вашей матерью?
Но Маша только хлопала глазами и не могла взять в толк, о чем он спрашивает. Почему «являлась»? Ведь он имеет в виду ее мать? Но оттого, что она умерла, она ведь не перестала являться ее матерью?
— Врач сказал, что криминала нет, — успокаивающе продолжал милиционер. — Просто неосторожное обращение с лекарствами… Это ж не криминал, так?
— Простите, — сказала Маша, — вы бы не могли излагать более связно?
— Ваша мамаша неосторожно употребила лекарства. Это ж не самоубийство?
— Конечно, нет! — поспешно кивнула она.
— Значит, криминала нет, — кивнул в ответ милиционер. — Не забудьте вызвать участкового врача, чтобы выписать справку о смерти, — на прощание посоветовал он.
Оказывается, нужны еще какие-то справки. Только в такие вот моменты понимаешь, что живешь в цивилизованном обществе. Скажем, где-нибудь в пригороде Грозного, чтобы тебя закопали в общей могиле или у кого-нибудь на огороде, никаких справок не требуется. Вообще формальностей минимум.
Тем временем Катя совершила мужественный поступок. Она достала из шкафа совершенно новую простыню — в нежно-розовых цветочках — и накрыла мать.
* * *
После этого Маша с Катей и бабушка вышли из гостиной и сели на кухне.
— Ох-хо-хо, — снова начала голосить бабушка, — что же теперь будет?
— Что теперь будет? — рассеянно проговорила Маша.
— Неужели он теперь будет здесь жить с этой своей любовницей?
— Ба, о чем ты? Разве у него появилась любовница?
— Что значит, появилась? — проскрипела бабушка — Она у него всегда и была… Если только он приведет ее жить сюда, я лучше в дом престарелых уйду!
— Ты что-то знаешь, ба? — нахмурилась Катя. — Тогда расскажи нам.
— Ах, деточки мои! — вздохнула старушка. — Что тут рассказывать? Последние несколько лет ваш отец приводил ее прямо сюда. Когда мама отправлялась ночевать к Кате или когда куда-нибудь надолго уходила, он приводил эту.
— Как?! — вскричали сестры в один голос. — Он приводил ее прямо домой? Даже не стесняясь тебя, ба?..
— Да, деточки.
— Но как же ты это терпела? — изумилась Маша. Ведь мама твоя дочка! Ты говорила ей об этом? Она это знала?
— Что я могла поделать с этим кобелем, миленькие? Он говорил мне, что это по делу, и запирался с ней в спальне.
— В маминой спальне? — ахнула Катя.
— Почему ты не предупредила маму? — спросила Маша, чувствуя тошноту.