«Я ведь предупреждал насчет негнущейся голени», — напомнил Десуттер.
Бадер сделал еще один шаг, поднимая ногу, как цирковая лошадь, а потом прошелся по комнате на костылях, как одноногий человек.
«Отлично, — сказал он с удовлетворением. — А теперь давайте примерим правый протез».
Тьюлитт принес его. Его бедро представляло собой металлический цилиндр, доходящий до паха. Ремнями он был соединен с широким поясом, а выше шло нечто вроде военной портупеи. Тьюлитт натянул «носок» на правую культю, вставил ее в глубокое гнездо, а затем застегнул пояс поверх нижней рубашки. Потом он перекинул ремни через оба плеча Бадера, а затем пристегнул ремни левого протеза к поясу.
Бадер сидел молча. Ему начало казаться, что его затянули в лошадиную сбрую. Ремень заходил на ремень, и он чувствовал себя крайне неловко.
«Я опасаюсь, сначала это будет вас беспокоить. Но постепенно вы привыкнете. Все привыкают», — сказал Десуттер.
Тьюлитт отступил назад.
«Все нормально. Ты сможешь. Забудь о костылях».
Наступил решающий момент!
Уокер и Тьюлитт закинули руки Бадера себе на плечи и впервые подняли его на ноги. Когда вес тела полностью пришелся на культи, Бадер испытал сильный шок. Он чувствовал себя очень неловко, неустойчиво и непривычно. Особенно плохо пришлось правой культе, а сбруя причиняла боль.
В полном отчаянии он вскрикнул:
«Великий боже, это абсолютно невозможно».
«Все так говорят в первый раз, — утешил Десуттер. — Вы привыкнете. Не забывайте, что правая культя не работала почти 6 месяцев».
Бадер криво усмехнулся:
«А я-то думал, что выйду отсюда сам и начну играть в регби и все такое».
Десуттер мягко заметил:
«Вероятно, вам придется смириться с тем, что вы не сможете ходить без трости».
Бадер посмотрел на него с нескрываемым разочарованием. А потом вдруг взорвался:
«К черту! Я никогда, слышите, никогда не буду ходить с тростью!»
В этот момент он верил в то, что говорит.
«Попробуйте сделать шаг или два», — предложил Десуттер.
Бадер чувствовал, что более устойчиво держится на левой ноге, поэтому попытался передвинуть правую вперед, но это не получилось.
«Как я должен двигаться?» — спросил он.
«Попробуйте двинуть культю вперед. Колено автоматически согнется. Когда нога выдвинется вперед, опустите культю, протез выпрямится и обопрется на пятку. Это вроде щелчка кнутом», — объяснил Десуттер.
Бадер двинул культю вперед, и металлическое колено согнулось. Он бросил ногу вниз, и протез стукнул пяткой о мат.
«Уже лучше. А теперь шагните вперед», — сказал Десуттер.
Но Бадера внезапно парализовало, он не мог шевельнуться. Словно под дверную ручку подставили спинку стула.
«Какого черта? Я не могу двигаться», — вскрикнул он.
Десуттер ответил:
«А это самый большой урок. Теперь у вас нет мускулов, которые раньше двигали тело. Теперь правая нога — жесткий барьер, на который вам следует влезть. А на гребне подайтесь вперед, и тогда сила инерции двинет вас дальше».
Бадер попросил Уокера и Тьюлитта:
«Подтолкните меня через эту чертову ногу».
Они толкнули его, Бадер снова вынес правую культю вперед, и его снова толкнули. Потом он двинул вперед левую ногу, и так, шатающейся, неловкой походкой с помощью двух человек он прошел через комнату. Автоматизм движений пропал полностью Перед каждым шагом ему приходилось размышлять, что следует сделать, а потом сознательно напрягать мышцы. Когда его тянули вперед не столь сильно, Бадер чувствовал, как выставленная нога ощутимо толкает его назад. В конце концов он шлепнулся на другой стул и с чувством произнес:
«Это просто ужасно».
Десуттер успокоил:
«Так всегда в первый раз. Не отчаивайтесь. Первые шаги всегда даются тяжело. Фактически вы заново учитесь ходить, причем по совершенно новой системе. Здесь может помочь только практика, как при игре на пианино. Не беспокойтесь. Вы привыкнете, хотя это может занять и полгода».
Бадер посмотрел на него с кривой усмешкой.
«Не говорите глупостей. Через пару дней я хочу встретиться с девушкой, и я к этому времени должен научиться ходить».
Десуттер немного ошарашенно сказал:
«Вам очень поможет трость, когда нужно перенести вес тела через выставленную вперед ногу».
Бадер упрямо стиснул челюсти.
«Только не для меня! Сюда, вы, двое. Попробуем еще раз».
Уокер и Тьюлитт подняли его, но на сей раз взяли за локти, вместо того чтобы закидывать руки Бадера себе на плечи.
«Попытайтесь делать короткие шаги. Так будет легче научиться», — посоветовал Уокер.
Бадер послушался, и дела сразу пошли лучше. Помощники все еще подталкивали его вперед, но теперь Бадер не останавливался, как вкопанный, когда выносил ногу вперед, особенно правую. Втроем они несколько раз медленно прошлись по комнате. Наконец Бадер приноровился так переносить вес тела, что инерция сама вела его через выдвинутую ногу.
Наконец Десуттер сказал:
«Давайте попробуем укоротить правую ногу на полдюйма. Может, это поможет».
Бадер сел и отстегнул правый протез. Уокер и Тьюлитт унесли его, а через полчаса вернулись. Теперь правая культя уходила в гнездо на полдюйма глубже. Бадер снова пристегнул протез. Уже не нужно было преодолевать такой высокий барьер, и он чувствовал себя гораздо увереннее. Ходить не стало легче, просто это перестало быть совсем невозможным. Однако он по-прежнему ощущал себя неуклюжим и еле держался. С чужой помощью он еще несколько раз пересек комнату, а потом сказал:
«Хватит. Теперь я попробую сам».
Уокер и Тьюлитт осторожно отпустили его. Бадер дернул локтями, чтобы оттолкнуть их, и сделал первый шаг. Потом еще 3 или 4 неуклюжих рывка, и он схватился за брусья, чтобы не упасть. Бадер буквально повис на них. Но его мокрое от пота лицо сияло. Повернувшись к Десуттеру, он сказал:
«Ну, а теперь можете забрать свои проклятые палки».
Десуттер восхищенно рассмеялся:
«Я еще не видел людей с одной ногой, которые сделали бы нечто подобное».
Уокер и Тьюлитт были тоже поражены. Десуттер добавил:
«Я думаю, что на сегодня довольно. Вы должны чувствовать сильную усталость».
Это было чистой правдой. Бадер весь взмок и был утомлен. Правая культя была стерта и начала болеть. Когда он снова пристегнул деревяшку, Десуттер предложил снова попрактиковаться через пару дней. За это время он покрасит протезы и доведет их до ума. Бадер взял костыли и вышел из комнаты. Теперь он чувствовал себя на деревяшке странно и неловко. Когда он вернулся в Оксбридж, Стритфилд весело заметил: