Тазик опустел. Зверев отставил его в сторону, заткнул бурдюк и наклонился к мальчишке:
— Ты всегда задаешь вопросы тем, у кого рот заткнут, шалопай? — Он потрепал парнишке рыжие жесткие волосы и сунул в ладонь обещанную монету. — Беги, отмывай. А про меня забудь. Навсегда. Понял?
К себе он вернулся еще засветло, свернул в общую для Друцких и Сакульских холопов людскую, скинул кафтан:
— Пахом, насчет бани узнай. Попариться нам всем надо, да в дорогу пора. Собирайтесь потихоньку. Юрий Семенович у себя?
— У себя, княже, — подтвердили слуги. — Тебя дожидается.
Андрей направился было к старику, но потом решил сперва все же переодеться. Негоже родовитому князю в обносках простолюдина шастать. Друцкий не удержался, прибежал сам:
— Как ты, Андрей Васильевич? Получилось?
— А как же, — пожал плечами Зверев и кивнул в сторону сундука, на котором валялся бурдюк. — Здесь ее столько запасено, всю жизнь за комтуром следить можно. Ты куда теперь ныне, княже: в имение, в Москву, али еще какие дела имеются?
— Не думал пока. Чаял, в Ливонию придется катиться. А ты, понимаю, меня бросаешь?
— Пока кавалер Кетлер до своего ордена не доедет, следить за ним ни к чему. Целый месяц времени. Я как раз успею навестить царскую дачу [10] на Свияге. Проверю, как староста дела ведет, какие оброки обраны. Ну, обычные хлопоты. Ныне Тимофеевы морозы начинаются, начало февраля. Значит, до половодья всяко успею в Москву вернуться. Повезет — так и домой, в княжество по зимникам проскочу.
— Посольство к Риге недели за четыре доберется. Не успеешь…
— Успею, дядюшка. Я ведь за Кетлером и от Казани могу приглядеть. Потом расскажу. Тебя где искать, в Москве али в имении?
— В-в-в… Москве, — после некоторого колебания решил Друцкий.
— Тогда, как вернусь, к тебе первым делом заверну. Там все и расскажу.
Тратить время на Москву князь Сакульский не стал. Спустившись по Шерне до Клязьмы, он повернул налево и по накатанному зимнику, ровному, как зеркало, помчался вниз по реке. Уже в первые сутки он ночевал во Владимире, на вторые — в Гороховце, на третьи сделал однодневную остановку в Нижнем Новгороде, дабы изрядно вымотанные скакуны восстановили силы. Дальше все катилось, как по рельсам. Реки испокон веков были на Руси главными дорогами, и, как положено на дорогах, в конце каждого дневного перехода имелась окруженная постоялыми дворами крепость: Васильсурск, Чебоксары, Свияжск. В основанной им же крепости Зверев опять дал лошадям день отдыха, после чего двинулся с холопами вверх по Свияге.
После покорения Казани жизнь в здешних местах стала спокойнее и безопаснее. Это было видно даже по тому, сколь наезженной ныне стала река. Теперь никто не боялся, что санный или конный след выдаст чужакам существование поселка, выведет к беззащитной деревне банду порубежных грабителей, заезжих нукеров или русских мстителей, явившихся сквитаться за очередной татарский набег. Больше того, к полудню — для обоза в дне пути от Свияжска — обнаружился городок из доброго десятка изб, обнесенных общим частоколом В далеком пятьдесят втором, пять лет назад, насколько помнил Андрей, места здесь были пустынные. Даже, по поверьям, проклятые. Ан вот, обитают теперь тут люди и радуются. Накатанная колея, окруженная снежными валиками, уходила вверх по течению, ясно доказывая, что и дальше имеются новорожденные города и деревни.
Отряд из шести человек, двигаясь на рысях, промчался мимо селения, даже не поинтересовавшись его названием. Задержись князь со свитой здесь хотя бы на час — засветло до Кондучи не поспеть. А ночевать в лесу всего в часе пути от теплых домов никому не хотелось. Следуя изгибам русла, всадники погоняли скакунов, между делом обогнав изрядно груженный обоз. Чем торговал купец, было непонятно — товар укрывала толстая рогожа. Но шесть саней означали, что человек рассчитывает на хорошую прибыль.
— Вот тебе и кровавая война, бедствие народное, — пробормотал Зверев. — Если бы не она, так бы тут до сих пор чуваши от татар по землянкам прятались, печи днем затапливать боялись, лишь рыбой да капустой менялись со случайными путниками.
Когда солнце, ненадолго выглянув из-под облаков, далеко впереди коснулось макушек деревьев, по правую руку наконец открылось устье довольно широкой, шагов на двадцать, реки. Это была Кондуча — граница его новых владений. Здесь князя поджидал сюрприз: на взгорке у излучины реки, расчищенном от деревьев, стояла новенькая часовня с остроконечным шатром и небольшим, покрашенным в желтый цвет крестиком на макушке. Часовня, построенная без его дозволения, но на его земле и, похоже, из его леса.
Андрей свернул с реки, поднялся на холм, спешился у ступеней невысокого крылечка, толкнул дверь, одновременно снимая шапку.
Внутри храма было темно — три лампадки, горевшие перед иконами в разных концах помещения, почти не давали света. Их сил хватало на то лишь, чтобы три суровых арамейских лика могли вперить в гостя пронзительный взгляд.
— Кто там? Чего надо? — послышался шорох справа от двери.
— Я тебе дам, «чего надо»! — тут же рыкнул Пахом. — Ты как с князем Андреем Сакульским разговариваешь, смерд?!
— Князь Сакульский?
Зашуршали шаги, одной из лампад коснулся фитилек свечи, и над восковой палочкой вытянулся яркий язычок. Зверев увидел длиннобородого монаха в черной рясе. Через все лицо его тянулся безобразный шрам, вместо левого глаза розовела молодая кожа, левая нога была неестественно вывернута носком наружу.
— Здрав будь, княже…
— Ну, а ты откуда здесь взялся, отче? Кто таков? — Недовольство Андрея улетучилось. Он понял, что никогда не сможет ни прогнать этого священника, ни даже истребовать с него платы за поруб.
— Тихоном меня в крещении нарекли, княже, — подхромал чуть ближе самостройщик. — В обители Софроньевской постриг принял. По осени видение мне было. Что Господь с креста сошел и повелел мне в места дикие язычникам слово его нести. Я тем же днем и отправился куда глаза глядят. Здесь же, пока от Буллы шел, ни единого храма не встретил, никто не поклонился, знамением себя не осенил. Посему и понял, что в сих местах надлежит мне долг свой исполнять. Встал здесь, срубил часовню, при ней и обитаю. Молитвы возношу, путников благословляю, паству жду.
— Идут чуваши к кресту?
— Не идут, княже… А иные и слова похабные молвят, сжечь часовню обещают, порчу напускают.
— Земля и храм освящены?
— Откуда, княже? За то платить игумену надобно. Рази ж он так в лес к храму поедет?
— В Свияжске несколько церквей есть, — не очень понял Зверев. — Так что твоего игумена звать не нужно, кто-нибудь из местных это наверняка может сделать.
— Дык, все едино без серебра никак…