– Кто это?
– Он? – хмыкнул Мандрак. – Новобранец. У него может быть полезная информация для генерала. Брикс в лагере?
Часовой кивнул:
– Он собрал вожаков всех групп в горах. Они уже несколько дней прибывают сюда. Ты – последний. Что вообще происходит?
– Даже если бы я знал, я бы тебе не сказал, балда! Скоро сам все узнаешь. Возвращайся к своим обязанностям.
Мандрак положил руку на плечо Лупа и подтолкнул его вперед.
Часовые отошли в сторону, и небольшая колонна мятежников вошла в расщелину. Воздух был холодный и влажный от брызг водопада, и Луп не мог сдержать дрожь. Хотя проход был расчищен достаточно, чтобы могла пройти лошадь, почва была неровная, и тропа виляла из стороны в сторону по ходу расщелины. Серое небо над головой казалось узкой полоской, зажатой между скал и видневшейся сквозь ветки мелких кустарников и низкорослых деревьев, растущих на выступах. Примерно через четверть мили скалы раздвинулись, проход стал шире, и света прибавилось. Наконец они прошли последний изгиб тропы, и Луп впервые увидел лагерь мятежников. Он остановился, пораженный.
Впереди тропа спускалась по пологому склону в небольшую долину, обнесенную со всех сторон скалами и утесами, словно стеной. Долину пересекал ручей и у дальнего ее конца уходил под землю. Но это было еще не самое поразительное зрелище. Перед Лупом раскинулся огромный лагерь палаток и хижин. Среди палаток размещались загоны для животных и несколько более крупных сооружений. Дверь в ближайшее из них была открыта, и Луп увидел человека, раздающего миски с кашей людям, выстроившимся в очередь. В центре долины находилась самая большая круглая хижина, вокруг нее было пустое пространство, огороженное забором. По периметру забора стояли круглые постройки поменьше.
– Здесь, наверное, живут тысячи, – сказал Луп. – Десятки тысяч!
Мандрак улыбнулся, услышав в его голосе благоговейный страх.
– Правильно. Нас тут целая армия в ожидании того дня, когда мы поднимемся, чтобы завершить дело, начатое Спартаком. – Он показал на самую большую хижину. – Пошли, там мы найдем Брикса.
Он повел людей вниз, в долину. Луп последовал за ним. Он смотрел по сторонам, запоминая детали тайного лагеря мятежников. Стены долины казались неприступными. По-видимому, проникнуть сюда можно было только по узкому проходу, по которому они прошли. Идеальное укрытие, подумал Луп. Неудивительно, что рабам удается ускользать от римской армии, посланной, чтобы выследить их. Римляне и не подозревали, какой грозный противник набирает силу и готовится напасть.
Луп посочувствовал Цезарю и Марку. Отправляясь в горы, они рассчитывали, что будут драться с рассеянными бандами оборванцев. Они и понятия не имели, с кем им придется вступить в бой.
Январь близился к концу, и зима заключила горы в свою ледяную хватку. Колючие дожди хлестали по предгорьям и нередко приносили с собой град, обстреливая ледяными горошинами солдат Цезаря, направлявшихся к городу Мутина, который должен был стать их базой. Отряды кавалерии патрулировали горы вдоль линии марша, пытаясь собрать сведения о местоположении и численности мятежников. Вернувшись, они рассказали о страшных вьюгах, воющих на горных перевалах, и о толстом слое льда на горных дорогах и тропах. В города вдоль следования армии были посланы вестовые с приказом для их жителей обеспечивать колонну Цезаря едой и кровом, поскольку основные запасы находились в Мутине.
Марк, который ехал вместе со штабными писарями, впервые оказался в горах зимой. Перед походом он постарался выбрать плащ, как следует пропитанный животным жиром, что должно было сделать его непромокаемым. Но, несмотря на это, холодный дождь с ледяным ветром скоро промочил Марка насквозь. Еще он взял пару кожаных рукавиц, и они тоже не устояли перед такой погодой, когда он мрачно тащился среди других всадников за своим командиром.
Цезарь испытывал такие же неудобства, как и его люди, но он, казалось, был невосприимчив к холоду. Время от времени он приглашал какого-нибудь офицера ехать рядом с ним и вовлекал его в оживленный разговор. Иногда о прошлых делах в Риме, но чаще о славном будущем, которое ждет их всех в Галлии, когда они разобьют мятежников. Он и Марку уделил несколько минут, чтобы обсудить его карьеру на арене.
– Я решил, что ты будешь ретиарием, – объявил Цезарь в коротком перерыве между ливнями.
Небо над головой было чистое и ясное, ветер утих. Новые облака висели над горами в ожидании, когда смогут спуститься со склонов и поглотить людей, идущих по дороге. Марк откинул капюшон и наслаждался лучами солнца, греющего его кожу и влажные волосы.
– У тебя телосложение, подходящее для ретиария, – продолжал Цезарь. – Ты тонкий, но сильный, ловко и быстро двигаешься. Я это видел, когда ты сражался с Фераксом в Риме. Конечно, все может измениться. Некоторые мальчики в юности худенькие, а с годами наращивают мускулы. Если это случится с тобой, мне нужно будет пересмотреть твою категорию. Фракийцу или даже самниту больше подходит крепкое телосложение. Но будем надеяться, что ты не изменишься. Я не хотел бы видеть, как ты тяжело ступаешь по арене, уж лучше радуй толпу своей стремительностью.
– Да, господин, – согласился Марк, стараясь справиться с охватившей его дрожью.
Он слишком замерз и устал, чтобы осуждать своего бывшего хозяина, с такой легкостью решающего его судьбу. Он постоянно думал о том, что Децим едет с обозом. С тех пор как армия покинула Аримин, Марк видел Децима лишь несколько раз, да и то мельком, и его снедало желание отомстить. За долгие дни пути он вспомнил все, за что надо отплатить, помимо страданий его семьи. Ростовщик убил Аристида, раба, который был Марку как дедушка. Даже Цербера, собаку, которую Марк спас от жестокого торговца и которая стала ему преданным товарищем, люди Децима забили до смерти, когда напали на их ферму. «Простая смерть слишком хороша для него, – решил Марк. – Его надо заставить страдать, как страдали его жертвы».
– А ведь ты меня не слушаешь, верно? – спросил Цезарь.
Марк мгновенно выбросил из головы все мысли о Дециме и постарался вспомнить, о чем сейчас говорил Цезарь. Мальчик смутно слышал его рассуждения о том, что за время диктаторства Суллы некоторые знаменитые ретиарии сколотили себе состояние. Он прокашлялся:
– Да, господин. Было бы неплохо заработать много денег.
Цезарь снисходительно посмотрел на него:
– Марк, об этом я говорил несколько минут назад, еще до того, как перешел к твоей тренировке. Ты невнимателен.
Мальчик опустил глаза:
– Прости меня, господин. Я устал. Мысли путаются.
– Путаются? Ты опять думаешь о Дециме?
Марк хотел было отрицать это, но не посмел говорить неправду под пристальным взглядом Цезаря. Поэтому он кивнул:
– Не могу не думать о нем. И о том, что он сделал с моей семьей и друзьями. Прости, господин, но это гложет меня, ведь он совсем рядом, а я ничего не могу сделать.