— Ваша взаимная приязнь не проходит незамеченной, — деликатно намекнул ла Валетт. — Должен поставить тебе это на вид, Томас. Мария помолвлена, а потому будущности у образовавшейся между вами э-э… дружбы нет.
— Кто же это вам сказал, сир? — спросил Томас.
Взгляд ла Валетта машинально скользнул на молодое рыцарство, что упражнялось сейчас на деревянных, похожих на идолища болванах, установленных во внутреннем дворе форта Сент-Анджело. Среди рыцарей был и Оливер Стокли, который, приостановившись, исподтишка наблюдал за разговором. Перехватив взгляд Томаса, он тут же возобновил выпады на болвана в виде турка с намалеванной зверской рожей и угольными глазами.
Вот тебе и друг. А впрочем, неудивительно. Приятельство их после прибытия на Мальту как-то охладело, особенно после того, как вскоре выяснилось, что освобожденная ими женщина отдает предпочтение обществу Томаса. К Оливеру она относилась приветливо, с оттенком благодарности, но именно в присутствии Томаса ее охватывало радостное оживление, и именно его она просила сопровождать ее в прогулках по Биргу, а затем и по более удаленным живописным окрестностям.
«Как раз там все и произошло», — с учащенно бьющимся сердцем припомнил Томас. В солнечно-пестрой тени одного из немногочисленных деревьев острова, на вершине Святой Маргариты, откуда открывался вид на весь Биргу с его окрестностями. Оступившись на склоне, Мария налетела на молодого человека, лбом задев его щеку, а он подхватил ее, чтобы та не сорвалась вниз. Подняв голову, девушка улыбнулась и невзначай его чмокнула. При этом Томас оторопел от неожиданности, а Мария, притянув его к себе, прильнула к его губам поцелуем уже совсем другим — нежным и страстным. А затем на одном из каменистых склонов они нашли себе укромный уголок, где Томас расстелил свою накидку, и там они пробыли до самого предвечерья, возвратившись на Биргу румяными от страсти и сладостно-тревожного трепета. Что и говорить, связь эта была небезопасной, и они оба это знали. Тем не менее ни Томас, ни Мария не могли, да и не желали сдерживать в себе ту нежную, томительную пылкость, что бередила ум и тело.
Это случилось примерно за неделю до предостережения ла Валетта. Все те дни служебная рутина казалась Томасу поистине вечностью, проведенной в чистилище. А под вечер, кое-как сдав караул, он бегом бежал в условленное место встречи — небольшой садик вблизи городских ворот. Садик некогда принадлежал венецианскому купцу, который завещал его островитянам, и теперь погожими днями, коих на Мальте множество, он радовал своих посетителей лиственной игрой светотени и сладковато-пряным ароматом цветов и трав. Где ж еще, как не здесь, в уютной зеленой глуши, было встречаться влюбленным. Здесь они и сидели, уединившись в тенистой беседке, когда на одной из испещренных солнцем тропинок появился Стокли; подошел и молча встал, щурясь на свету. Томас с Марией смущенно отстранились друг от друга. Все еще свежий шрам на щеке кривил Оливеру рот в подобии легкой усмешки (теперь ему, видно, до могилы вот так усмехаться).
— Оливер? — чуть натянуто улыбнулась Мария. — Как ты внезапно.
— Я вижу, — с холодком откликнулся тот. — Так вот куда ты бегаешь, Томас.
Тот поднялся со скамейки, где сидел рядом с Марией.
— Экий ты мастер вникать в секреты, приятель. Попрошу тебя, чтобы все это осталось между нами.
— Просьба твоя равносильна клятвопреступлению, — ворчливо попенял ему Стокли. — Что ты творишь, Томас? Ты же давал обет целомудрия, вместе со всеми рыцарями.
— Тоже мне обет, — фыркнул Томас. — Нарушить его считается большей честью, чем соблюдать. Ты сам это знаешь. И д’Омедес, наш великий магистр, запросто закрывает на это глаза: так проще.
— Все равно, клятва есть клятва. И мой долг обо всем донести.
Они воззрились друг на друга, и Томас не без удивления распознал в глазах своего приятеля холодный гнев, если не сказать ненависть.
— Ни слова об этом, Оливер. Если ты ни во что не ставишь нашу дружбу, то прояви благородство хотя бы по отношению к Марии.
— Благородство? — сказал как сплюнул Стокли. — Не тебе меня ему учить!
Томас стиснул зубы; руки непроизвольно сжались в кулаки. Но тут вмешалась Мария, тихо дотронувшись до рукава его камзола. Встав впереди Томаса, она с чуть натянутой улыбкой обратилась к Стокли:
— Зачем так, Оливер? Не нужно. Особенно по отношению к друзьям.
— Друзей я здесь не вижу, — жестко, с оттенком злобы выговорил Стокли.
— А вот я тебя считаю другом, — с нежной укоризной сказала Мария. — Другом и спасителем, как и Томаса. Я бесконечно благодарна вам обоим за то, что вы спасли меня от турок.
— И так-то она проявляется, эта благодарность?
— Не сердись на меня. — Она примирительно протянула руку, но Стокли отступил на шаг, вызвав в голосе Марии нотку недовольства. — Оливер, называя тебя другом — дорогиммоим другом, — я говорю от всего сердца.
— Тогда отчего ж ты столь неблаговидным образом предаешь нашу дружбу? Не только ты — вы оба.
— И каким таким образом я тебя предала? — спросила она с упреком. — Я что, в чем-то тебя обманывала? Говорила лживые слова?
Ответа не последовало, и Мария сокрушенно покачала головой.
— Я в самом деле относилась к тебе как к другу и благодетелю, и в этом отношении вы с Томасом равны передо мной. Ну а то, что он для меня несколько больше, чем друг, нисколько не умаляет моего к тебе отношения. Пойми это, дорогой мой Оливер.
— Не называй меня так! Если только ты не вкладываешь в эти слова тот смысл, какой хочу в них видеть я.
— Я отношусь к тебе с искренней симпатией. Пожалуйста, не оскверняй мои чувства.
Стокли, прорычав что-то невнятное, бросил напоследок горький взгляд на бывшего приятеля и, развернувшись, пошагал из сада прочь. Глядя ему в спину, Томас издал подавленный вздох.
— Быть беде. Помяни мое слово.
Мария в ответ покачала головой:
— Оливер хороший человек и добрый товарищ. Ну а это… Он опомнится.
— Остается лишь уповать на твою правоту, любовь моя, — после секундной паузы произнес Томас.
При этих словах сердце у него вспорхнуло, и он с волнением посмотрел на Марию. Та же с улыбкой светлой радости прошептала:
— Ну вот, теперь я знаю…
— …Томас, ты меня слышал? — кольнул слух раздраженный голос ла Валетта.
Ум у рыцаря метнулся молнией, но предыдущую фразу капитана он все же безнадежно прослушал; приоткрыл рот, но ничего не сказал. Ла Валетт с раздраженным выдохом провел пятерней по своей густой темной шевелюре.
— Держись от этой женщины подальше, — подавшись навстречу, промолвил он негромко. — Иначе вас обоих ждут большие неприятности. Оченьбольшие. Ты это понимаешь?
— Да, сир.
— Я мог бы потребовать с тебя слово, но мне не хочется ставить тебя в положение, в котором ты ради своих животных позывов рискуешь поплатиться душой. — За такой отзыв о своих чувствах Томас ощутил секундную вспышку гнева. — А потому, — продолжил ла Валетт, — я просто приказываю тебе не приближаться к Марии ди Веничи до тех самых пор, пока брат не увезет ее с острова. Держись в стороне и от нее, и от дома, где она пребывает. Это понятно?