— Да как ты смеешь так ко мне обращаться, наглый щенок!
— Благородный дон, — вмешался Томас, — прошу вас простить моего оруженосца. Осада в самом деле выдалась крайне тяжелой, все наши силы и терпение на пределе. Но юноша прав: ударить надо именно сейчас. Ожидание на этом пекле лишь ослабит ваших людей, а потому чревато поражением. Атакуйте сейчас, пока у них еще есть силы и боевой дух.
Дон Альваро замер в угрюмом молчании, после чего кивнул.
— Что ж. Будем считать, что вы меня убедили. Мы атакуем.
От сердца отлегло; легкость разошлась по всему телу. Однако нельзя было давать этому идальго времени на раздумья: вдруг, чего доброго, передумает. Томас, пришпорив коня, проехал в интервал между отрядами копейшиков и загарцевал перед построением. Кровь играла в жгучей жажде броска на врага. Взмахом вынутого меча он привлек к себе молчаливое внимание.
— Братья мои, услышьте!
Глаза солдатам заливал едкий пот. Тем не менее они неотрывно смотрели на этого незнакомого, но, должно быть, очень важного рыцаря. Построение располагалось на склоне холма, так что Томаса отчетливо видели почти все. Он приостановился, собирая мысли в кулак, после чего заговорил:
— Я вижу, вы уже долго, много месяцев, ждали этого момента, приближали его в своих мыслях. Ведь нет среди вас такого, чья семья, родные и близкие не пострадали бы когда-нибудь от набегов корсарской челяди богопреступного Сулеймана. Эти нечестивцы убивали ваших братьев, насиловали ваших жен и сестер, угоняли в рабство отцов ваших и матерей. Многих они замучили, многим поломали судьбы. Всем вам известны имена злодеев, от одного лишь звука которых кровь стынет в жилах у мирных христиан: Барбаросса, [62] Драгут, Алуч-Али…
Гневные крики и проклятия раздались над строем при упоминании имен корсарских главарей. Томас, довольный тем, что задел нужную струну, немного помолчал и, набрав побольше воздуха (дыхание стеснял нагрудник), продолжил:
— Но двое из этих демонов уже нашли здесь свой конец, и султаново могущество пошатнулось. Вы бы видели, с какой спесью и жаждой наживы сходили на Мальту эти орды грабителей, гордо именующих себя посланниками аллаха. Их послал сюда Сулейман, думая, что легко расправится с моими братьями рыцарями и жителями этого острова. Эти исчадия думали, что мы не продержимся под их натиском и недели… А мы воюем уже четыре месяца и истребили бо́льшую часть их войска! За свою самонадеянность они жестоко поплатились. Но и мы заплатили большую цену… В ходе борьбы полегли многие из моих братьев-рыцарей, и многие из известных вам храбрецов. Среди них — доблестный сын Испании капитан Миранда.
В ответ возгласы удивления и скорби, особенно со стороны наемников, служивших под Мирандой в прежних кампаниях. Томас переждал всплеск шума, затем продолжил:
— Он умер смертью героя. Честь ему и слава. Как и полковнику Масу, который тоже погиб.
Вновь возгласы скорби и негодования.
— Что и говорить, оба они герои. — Томас мечом указал в сторону бухты. — Они сложили головы в Сент-Эльмо, защищая провал в крепостной стене. А когда погибли, то подлые османы надругались над их телами. Они их обезглавили. Меньше часа назад я видел их головы надетыми на колья и выставленными под зноем на пищу воронью!
Он гневно потряс мечом в сторону вражеского расположения. Грозно гудя голосами, христианское воинство непроизвольно тронулось вниз по склону.
— Так отомстим же за Сент-Эльмо, братья мои! — прокричал Томас. — Вот он, наш боевой клич: Помни Сент-Эльмо!
Ричард и его спутники, проехав меж рядов вперед, подхватили клич, быстро распространившийся по шеренгам. Дон Альваро торопливо отдавал приказы офицерам, пока у него еще была такая возможность. Томас, ухватив поводья, развернулся лицом к туркам.
— Время! Настал наш черед мстить!
— Не щадить врага! — неистово взывал Ричард. — Пленных не брать!
Горстка всадников шагом направила своих коней вниз по склону, навстречу врагу. А за ними, словно спаянные единой волей, с накрененными копьями и вынутыми мечами двинулись шеренги, осененные реющими на легком ветру разноцветными штандартами. Мельком оглянувшись назад, Томас увидел озадаченно застывшее лицо дона Альваро. Вот, поиграв желваками, тот выхватил меч и вместе с остальными офицерами присоединился к наступлению своего воинства.
Испанские солдаты держали четкий строй, смело двигаясь на ожидающих турок. При этом они выкрикивали боевой клич Томаса, а также имена своих небесных покровителей. Было видно, как на турецкое построение с тыла надвигается гарнизон Мдины, презрев разницу в числе. За возвышенной радостью с легким призвуком страха Томас ощущал в себе глубинное спокойствие; ощущение такое, будто этого момента он дожидался всю свою жизнь и был к нему готов. Сами собой отпали сомнения в правдивости и праведности религиозных убеждений и чувств; как-то растворились, и осталось лишь довлеющее стремление победить врага. Рядом ехал Ричард. Меч у него был пока в ножнах, а одной рукой он сейчас застегивал латный воротник, так что виднелись одни глаза, блещущие яростной решимостью. Томас снова поднял меч и призывно указал вперед.
Османы сомкнули ряды и взяли оружие наизготовку. Вперед на полсотни шагов выдвинулась цепочка аркебузиров и уставила на подпорки свои длинные стволы. Прицелившись, они выжидали, когда противник подойдет на приемлемую дистанцию. Затем поднесли тлеющие фитильки к пороховым полкам, и раздался сухой треск залпа с мельканием огоньков и округлыми выхлопами дыма. Расстояние было пока великовато, так что под пулями упали всего несколько человек. Стрелки быстро перезарядили и продолжили огонь — теперь уже результативнее, поскольку ряды противника становились ближе. Потери составляли уже около двух десятков человек; убитые безмолвствовали позади, раненые, как могли, приподнимались и подбадривали товарищей выкриками.
Рядом что-то громко цвенькнуло. Повернувшись, Томас увидел, как один из его людей завалился в седле. Сонным движением он попытался прикрыть ручеек крови, стекающий из-под продырявленного нагрудника, а затем выпустил уздечку и упал, исчезнув среди шагающих копейщиков, которые, не сбавляя шага, обогнули его коня.
Испанцы спустились со склона, откуда до неприятеля оставалось не больше сотни шагов. Турецкие стрелки подхватили свои причиндалы, взвалили аркебузы на плечи и поспешили ретироваться в свой боевой порядок. Дневная жара и едкий пот, от которого слепило глаза, исключали возможность резкого броска. Вместо этого испанцы с медленным упорством шли вперед. Копейщики, накренив оружие, врезались в османский порядок под раскатистый стук и лязг клинков. Завязалась рукопашная. С обеих сторон доносились напряженные вскрики борьбы, взрастая до лихорадочного крещендо.
Направив коня в скопление тюрбанов, конусоидных шлемов и ятаганов, которыми угрожающе взмахивали сипахи, меч Томас держал слегка на отлете, в готовности нанести удар. С первым взмахом он рубанул одного турка по плечу, вовремя выдернув застрявший в кости клинок. Тут же подвернулась следующая цель: рослый темнокожий сарацин, который с хищным кривозубым оскалом саданул Томаса в грудь копьем, продрав сюрко, но напоровшись на нагрудник. Томас отбил вниз древко, а затем концом меча рассек негодяю горло, пришпорив коня и высвободив клинок для дальнейшего боя.