— Не видать ли капитана?
Томас невольно улыбнулся никчемности этого вопроса. Что ж, хотя бы не у него одного тетивой звенят нервы от долгого ожидания.
— Пока нет, Оливер, — ответил он с напускной невозмутимостью.
— Ничего себе! Так, глядишь, из-за задержки придется отменять всю затею.
— Надеюсь, что до этого дело не дойдет.
Стокли скептически хмыкнул.
— Хотелось бы. Наша сила во внезапности. А без нее мы рискуем потерять людей больше, чем можем себе позволить.
Что верно, то верно. На сегодня рыцарей в Мальтийском ордене насчитывалось менее пятисот. Беспрестанная война с турками алчно взимала свою мзду кровью, и Ордену становилось все труднее пополнять свои ряды. Раздирающие Европу распри и войны, строжайшие требования к неофитам [6] — все это не лучшим образом сказывалось на числе молодых дворян, желающих вступить в Орден. В прежние времена такой бывалый воин, как ла Валетт, выходил бы на своей галере как минимум с дюжиной молодых, стремящихся проявить свою доблесть и истовость веры рыцарей. Теперь же приходилось довольствоваться пятью, из которых Томас был единственным, кому доводилось видеть турок в бою. Вместе с тем он знал, что его капитан не откажется от схватки даже в том случае, если ее успешный исход не гарантирован.
Сердце ла Валетта горело религиозным пылом, который еще более распаляла жажда мести за муки, перенесенные им много лет назад в рабстве у турок, где он был прикован к скамье на галере. Ла Валетту повезло: его выкупили. В отличие от многих других гребцов-невольников, которые изработались до смерти в муках жажды и голода или до увечий от тяжких кандалов. Быть может, в том числе и по этой причине ла Валетт готов был биться вне зависимости от того, застигнет он врага врасплох или нет.
— А что, если с ним что-нибудь случилось? — Стокли осторожно огляделся, удостоверяясь, что его слов не слышат на главной палубе. — В случае потери капитана кто-то же должен будет принять за него командование.
Ишь какой прыткий. Уж не прикидываешь ли ты, приятель, эту мерку к себе? Ну уж нет, ее в первую очередь надлежит приложить к собственной персоне.
— В случае гибели или пленения капитана, да будет тебе известно, его место займу я. Как назначенный старший помощник.
— Да, но в рыцарях я хожу несколько дольше, чем ты, — напористо прошептал Стокли. — Так что и капитаном, по логике, надлежит стать именно мне. Да и люди предпочли бы находиться под началом того, у кого больше опыта. Ну же, друг мой, неужто ты с этим не согласишься?
Как бы там ни рассуждал Стокли, правда заключалась в том, что боевые заслуги Томаса были уже изначально отмечены начальством. В первом своем бою он командовал налетом на небольшой порт близ Алжира, где захватил целый галеон с пряностями. После этого Томаса отрядили на службу к ла Валетту, самому, можно сказать, дерзкому и удачливому из капитанов Ордена. С той поры они воевали с турками сообща. Для Томаса это была третья кампания на море, в ходе которой он тесно сошелся и с командой галеры, и с капитановым воинством. Так что в начальники себе они предпочли бы, несомненно, его, а не рыцаря, что пришел на галеру без году неделя — всего с месяц назад, — не успев еще толком прочихаться от пыли конторы орденского квартирмейстера.
— Как бы мы с тобой ни кипятились, — пощадил Томас чувства приятеля, — надрываться все равно бессмысленно. Капитан скоро вернется. На этот счет у меня нет сомнений.
— А если все-таки нет?
— Не нет, а да, — сказал как отрезал Томас. — Мы должны быть готовы к бою сразу же, едва капитан возвратится на галеру. Прикажи заглушить гребцов. И скажи, чтобы люди готовили оружие.
Стокли, секунду помешкав, слегка кивнул и возвратился по лесенке на широкую палубу, что стелилась посередине стройной галеры примерно на полсотни шагов к крытому пространству кормы, где обретались рыцари и старшие офицеры. Над палубой двухопорную мачту пересекали два широких рея, чуть согнутых под весом свернутых парусов.
Слышно было, как эхом передается приказ и небольшая группа людей торопится вниз за пробковыми кляпами с кожаными тесьмами, что хранились в одном из сундуков на дне небольшого трюма. Немного погодя последовал горький ропот прикованных к скамьям гребцов. Но его пресек злобный рык комита, [7] надзирающего за гребным помостом-куршеей; хлестко ударила по голой коже хвостатая плеть.
Роптания этих несчастных, что сидели на длиннющих гребных веслах галеры, были вполне понятны. Для того чтобы никто из них, чего доброго, окриком не предостерег врага о скрытно близящейся угрозе, капитаны обеих враждующих сторон взяли себе за правило затыкать гребцам рты пробковыми затычками с тугой тесьмой, дотянуться до которых мешают оковы. Кляпы эти были ужасающе неудобны, да к тому же перекрывали дыхание, когда люди принимались с силой налегать на весла. Томас после некоторых из сражений, в которых ему доводилось участвовать, сам видел случаи удушения среди гребцов. Однако, по его разумению, это было необходимое и, увы, неизбежное зло в крестовых походах против тех, кто избрал себе оплотом ложную веру. И смерть каждого из задохнувшихся иноверцев опосредованно спасала жизнь кому-то из христиан, которые могли погибнуть из-за одного лишь предательского выкрика, способного разбудить спящего в неведении врага. Пожалуй, еще одним знаком, способным выдать присутствие галеры, была несусветная вонь от мочи и кала, что скапливались под скамьями гребцов за время плавания, пока судно по окончании похода не вытаскивалось на берег. Если б не стойкий прибрежный ветер, дурной запах разносился бы настолько, что мог насторожить врага.
Над гребным помостом поднялись на ноги солдаты Ордена, все как один наемные: испанцы, греки, португальцы, венецианцы и небольшое число французов. Они в хмуром молчании натягивали на себя плотные, с подбоем, камзолы, пристегивали небольшие латы для защиты уязвимых сочленений. Снаряжение было достаточно громоздким, в таком на солнцепеке страдаешь от духоты. Обычно команда «изготовиться» подается не раньше, чем галера начинает сближение для абордажа, однако Томас, чувствуя среди людей напряжение, решил, что лучше будет их чем-нибудь занять и отвлечь от взволнованного ожидания капитана. Кроме того, это давало возможность показать Стокли, кто здесь главный, и напомнить ему: всяк сверчок знай свой шесток. Хоть этот сверчок и доводится приятелем.
В той стороне, где вдали угадывался чернильный сгусток мыса, послышалось что-то похожее на всплеск. Томас тут же напряг слух и зрение, вглядываясь в черные тени моря, подвижные и изменчивые; все прочие мысли мгновенно отсеялись. И вот он наконец увидел ее, едва различимую; вон и люди, усердно работают на веслах. Сердце как будто взмыло от облегчения. Между тем шлюпка под частые, со слабыми всплесками взмахи весел подходила все ближе к галере.
— Суши весла, — скомандовал негромко ла Валетт.