Стон поднялся над вражеским скопищем; передние невольно отшатнулись. Значительное количество людей турки потеряли еще на подходе; пара десятков полегла у провала, под обстрелом с обеих сторон. Враг начал пятиться вниз по склону, останавливаясь лишь затем, чтобы угнездиться в какой-нибудь расщелине.

— Все в укрытие! — громогласно скомандовал Томас.

Люди стали отходить обратно к провалу, где можно было хоть как-то укрыться за остатками парапета. От кладки градом рикошетили турецкие пули. Одному из мальтийских добровольцев не хватило проворства: пуля разнесла ему бедро. Выронив меч, он с криком упал на каменный мусор. Кое-как сев, попытался оглядеть свою рану и тут же откинулся, получив еще одну пулю в лицо. Стокли на какое-то время остался стоять один — с поднятым мечом, в угрожающей позе. Секунду спустя от его нагрудника отскочила пуля, оттолкнув на шаг вбок. Вторая щелкнула о броню наплечника. Вняв голосу разума, Стокли все-таки повернул назад и твердым шагом вышел из-под огня, пригнувшись за парапетом невдалеке от места, где, сидя на корточках, переводили дыхание Томас с Ричардом.

Те, кто с аркебузами, не сводили глаз с провала и, бережно расходуя последний запас пороха, били по врагу только тогда, когда тот явно подставлялся под выстрел. Османские стрелки, наоборот, стреляли не скупясь, по любому шевелению над парапетом. Выглядывать получалось лишь мельком. Глядя вдоль стены, Томас обозрел периметр, который все еще оставался за защитниками. Мас и Миранда покрикивали со своих стульев слова ободрения, взблескивая на прохладном утреннем воздухе поднятыми клинками.

— Тьфу ты, так и знал, — произнес негромко Стокли, и Томас, обернувшись, увидел, что он смотрит на свои измазанные кровью пальцы и обагренную сталь перчатки.

— Ты ранен?

Оливер кивком указал на дырочку посреди нагрудника, откуда струйкой стекала кровь, которую сам Стокли нечаянно размазал. Перехватив взгляд Томаса, он слабо улыбнулся:

— Я почувствовал, как стукнула третья пуля, но решил, что доспех ее выдержал. Ан нет, оказывается…

— Ричард! — повернулся к сыну Томас. — Отведи сэра Оливера вниз, в часовню.

Юноша опустил копье, но Стокли поднял руку:

— Не надо. Оставьте.

— Но вы же ранены, сэр.

— Ну, ранен. А скоро, глядишь, и умру. Но лучше здесь, в бою, чем валяться там, как собака, среди таких же истекающих кровью… Говорю вам, оставьте. Да и рана пока не дает себя знать.

Из-под сюрко [59] расползалось темное пятно, по одному виду которого можно было определить: рана смертельна. Даже если Сент-Эльмо каким-то чудом выстоит, Стокли умрет от потери крови или загноения из-за частиц металла или одежды, что выстрелом вогнаны в тело. Сам Стокли с невозмутимым видом отер пальцы подолом сюрко и крепко взялся за рукоять меча.

— Пусть смерть моя будет более достойной, чем жизнь.

— Не надо истязать себя раскаянием, — миролюбиво сказал Томас. — Ты свой долг отдал сполна… И лучше бы, Оливер, нам снова назвать друг друга друзьями.

— Друзьями? — Стокли с мертвенной улыбкой повел головой из стороны в сторону. — Ни за что.

Выстрелы со стены звучали все реже, и было видно, как люди постепенно откладывают аркебузы и берутся за холодное оружие. Не более чем через час после того, как солнце взошло над горизонтом, выстрелы смолкли окончательно. В Сент-Эльмо не осталось пороха. Вскоре это дошло и до врага. Поняв, что огонь им больше не угрожает, сарацины один за одним стали покидать свои укрытия и, сплотившись в силу, снова двинулись на приступ.

— Держим провал! — провопил Миранда. — Стоим, братья мои!

Сыпучий шорох камней под множеством ног становился все ближе. Томас помог Стокли встать на ноги. Вместе с Ричардом и горсткой уцелевших защитников они заняли позицию на краю каменной осыпи и изготовили оружие. Вот показались головы и плечи передних рядов неприятеля.

Уверенно надвигалась его слепая безжалостная сила. Сумрачно поблескивали кривые лезвия ятаганов, острия копий. Были среди наступающих и лучники с аркебузирами, которые, не боясь уже встречных выстрелов, с глумливой неспешностью наводили длинные стволы на оставшихся в живых. Один, мешая своим, и вовсе остановился, чтобы вернее нацелиться и поднести фитилек к пороховой полке. Ствол дернулся, плюнув дымом и огнем, а капитан Миранда на своем стуле резко накренился. Опала рука с мечом, клинок вывалился наземь; над сердцем испанца зияла дыра величиной с голубиное яйцо. Челюсть отвисла, поблекли глаза. Но вот он, вопреки всему, снова поднял голову, и в воздух взвился его последний пронзительный крик:

— Бейтесь, братья!

Под выстрелами пали еще двое защитников.

Ричард, потрясая копьем, выкрикнул:

— А ну, шакальё, посмотрим, кто кого!

В этот миг Томас, краем глаза уловив стремительное движение, машинально на него обернулся. Сверху, оставляя дымный след, летел горшок с зажигательной смесью. Отпрыгнуть было некуда (да и поздно уже), и снаряд ударил по нагруднику. В то же мгновение яркой вспышкой взвихрились жаркие языки пламени…

Глава 38

Какое-то время — недолго — было лишь ярящееся зноем зарево, и Томас отшатнулся от очага пламени, пришедшегося в основном на стену. Он бросил меч, начал сбивать с себя огонь и тут заметил, что воспламенились руки. Боль грянула как удар — жгучая, опаляющая нервы — по правой стороне лица, левой руке и ноге.

— Отец! — донесся крик Ричарда.

Томас не откликнулся уже потому, что горло перехватило, а наружу сквозь стиснутые зубы рвался из груди дикий животный вопль. Чувствовалось, как чьи-то руки сбивают с него пламя и волокут через парапет туда, где у верха лестницы, что ведет во двор, стоит чан с морской водой, заготовленной специально для подобных случаев. Томас еще не успел ничего понять, как уже грузно опрокинулся в воду. Боль на лице сразу же унялась, а на губах осел вкус соленой воды. Затем, когда голова вынырнула на поверхность, палящая боль возвратилась. В правом глазу, куда им ни гляди, все мутилось; пришлось, наморщась от боли и усилия, его зажмурить.

— Кто-нибудь, помогите! — криком взывал Ричард. — Рыцарю надо срочно вниз, в часовню!

Слыша себя словно со стороны, Томас яростно крикнул:

— Никаких часовен! Буду стоять и биться!

Он вылез из чана и упрямо полез обратно к провалу, сквозь боль от ожогов силясь сосредоточиться.

— Меч! Мой меч, дайте его мне!

Ричард смотрел на отца с ужасом, и рукоять меча Томасу в ладонь вдавил Стокли: