— Она, например, могла бы уехать на родину!
— Она никак не может уехать, — возразила я. — Как же она бросит здесь своего мужа? Нет, на такое она не способна, а Генрих, похоже, твердо намерен оставить его при дворе, чтобы он жил здесь как наш родственник, как если бы он был…
— Как если бы он был твоим братом? — даже не прошептала, а скорее выдохнула Мэгги.
Я кивнула.
— Впрочем, теперь Генрих ее и не отпустит. Он каждое утро даже в часовне первым делом ее высматривает; похоже, он даже Богу помолиться не может, пока ее не увидит. И я при этом чувствую себя… — Голос у меня сорвался, и я вытерла глаза краешком рукава. — Это так глупо, Мэгги, но я при этом чувствую себя нежеланной. И это, оказывается, очень больно. Я чувствую себя ничтожеством, а не первой дамой английского двора. Мне уже кажется, что я и нахожусь не там, где мне следует находиться, хотя этот дворец и принадлежал моей матери. Похоже, я уже и своего привычного, второго после королевы-матери, места здесь лишилась. Я пала гораздо ниже. Я совершенно унижена. Я — королева Англии, но со мной не считается ни мой муж, король, ни мой двор! — Я помолчала, попыталась рассмеяться, но вместо смеха из груди вырвалось рыдание. — Я чувствую себя некрасивой, Мэгги! Впервые за всю мою жизнь я чувствую себя некрасивой, нелюбимой и униженной! И это так тяжело!
— Ты — первая дама, ты — королева, и никто не может это у тебя отнять! — яростно возмутилась Мэгги.
— Я знаю. На самом деле я все прекрасно знаю и понимаю, — печально сказала я. — Ведь я вышла замуж без любви, и теперь, похоже, мой муж полюбил другую. Странно, что меня вообще так задевает эта история. Я выходила за Генриха замуж, считая его своим врагом, ненавидя его; я даже надеялась, что он умрет, погибнет в сражении. И теперь меня не должно было бы волновать то, что он весь светится, когда та, другая, моя соперница, входит в комнату.
— Но тебя это волнует?
— Да. Оказывается, волнует.
* * *
Двор весело готовился к Рождеству. Генрих, призвав к себе Артура, торжественно сообщил ему, что вопрос о его помолвке с испанской принцессой Екатериной Арагонской решен и вскоре состоится свадьба. Во всяком случае, помолвке больше ничто не мешало, поскольку теперь правители Испании были уверены: нет иного претендента на английский трон, способного составить конкуренцию Артуру. Однако они постоянно в письмах спрашивали своего посла, почему самозванец до сих пор не казнен; согласно их ожиданиям, он должен был либо погибнуть во время сражения, либо ему следовало отрубить голову прямо на поле брани; странно, что король Генрих до сих пор не отдал его под суд и не казнил.
Посол неловко оправдывался, отвечая, что английский король склонен проявлять милосердие к своим врагам, но испанцы, Изабелла и Фердинанд, сами будучи безжалостными узурпаторами, оказались не в состоянии воспринять этот довод. Впрочем, вопрос о помолвке они все же решили положительно и поставили лишь одно условие: с незаконным претендентом должно быть покончено до свадьбы. Они полагали, что с их стороны это уже достаточная уступка. Посол намекнул Генриху, что король и королева Испании предпочли бы, чтобы среди наследников английского трона не было никого из сомнительных претендентов: ни Перкина Уорбека, ни Эдварда Уорика; они также выразили недвусмысленное желание, чтобы в Англии не осталось никого из наследников Йорков.
— Неужели они даже сынишку леди Хантли предлагают уничтожить? — спросила я. — Мы что же, теперь уподобимся царю Ироду?
Артур нашел меня в саду, где я гуляла, вся закутанная в меха, и, чтобы не замерзнуть, быстро ходила по дорожкам, оставив далеко позади своих фрейлин.
— По-моему, ты совсем замерзла, матушка, — сказал Артур.
— Да, это правда.
— Так почему же ты не идешь в дом?
— Не могу. Меня тошнит от вечного пребывания за закрытыми дверями. Меня тошнит от постоянной слежки!
Сын предложил мне опереться о его руку, и я с невероятным удовольствием это сделала — было так приятно видеть, что мой мальчик, мой первенец, обладает манерами настоящего принца.
— А кто и почему за тобой следит? — ласково спросил он.
— Все! Всем страшно интересно, как я отношусь к леди Кэтрин Хантли, какие чувства она у меня вызывает и сколь сильно она меня раздражает! — честно призналась я.
— А она действительно тебя раздражает?
— Нисколько.
— По-моему, отец страшно счастлив, потому что сумел наконец поймать этого мистера Уорбека… — осторожно начал Артур.
Я не выдержала и рассмеялась: оказывается, мой мальчик — еще и настоящий дипломат!
— Ты прав, — сказала я.
— Хотя меня несколько удивляет, что он осыпает мистера Уорбека такими милостями. Он даже при дворе его оставил. Я думал, отец сразу отвезет его в Лондон и посадит в Тауэр.
— В общем-то, всех нас удивила столь неожиданная милость со стороны короля.
— Ведь на этот раз все совсем не так, как с Ламбертом Симнелом, — продолжал Артур. — Мистер Уорбек — не какой-то там сокольничий. Почему ему разрешено уходить и приходить когда вздумается? Почему он вообще на свободе? И почему мой отец дает ему деньги? Причем достаточно, чтобы покупать себе книги и играть в азартные игры? И потом, отец позволяет ему пользоваться королевским гардеробом и брать самых лучших лошадей, да и жена мистера Уорбека, леди Хантли, живет как знатная дама.
— Я не знаю ответа на все эти вопросы, — призналась я.
— Неужели он пощадил его ради тебя? — вдруг очень тихо спросил Артур.
Стараясь выглядеть безучастной, я пробормотала:
— Не знаю.
— Да нет, ты знаешь, просто сказать не хочешь, — настаивал Артур.
Я сжала его руку.
— Сынок, о некоторых вещах лучше вообще никогда не говорить.
Мальчик повернулся ко мне лицом; его невинная душа была явно смущена.
— Но, матушка, если мистер Уорбек действительно тот, за кого себя выдает, если ему по этой причине позволено оставаться при дворе, то у него и впрямь гораздо больше прав на трон, чем у моего отца и у меня.
— Именно поэтому мы с тобой больше никогда не будем говорить об этом, — медленно и твердо сказала я, но Артур явно хотел докопаться до истины и с энтузиазмом продолжал рассуждать:
— Но если он действительно тот, за кого себя выдает, ты же должна радоваться, что он жив! Ты должна радоваться, что снова видишь своего брата! По-моему, ты должна испытывать примерно такое ощущение, словно твоего брата вырвали из когтей смерти, вернули из мира мертвых в мир живых. Ты должна быть просто счастлива, что он снова здесь, даже если ему и не суждено занять королевский трон. Даже если ты втайне будешь молить Бога, чтобы он никогда на этот трон не взошел, потому что хочешь, чтобы в будущем этот трон принадлежал мне.
Я закрыла глаза, чтобы мой сын не увидел в них радостного блеска.