— Что такое с Тедди?
— Его забирают! Его увозят прочь!
— Осторожней! — предупредила ее моя сестра Сесили и поспешила ко мне, чтобы меня поддержать. Но я, не обращая на нее внимания, смотрела только на Мэгги.
— Куда его увозят?
— В Тауэр! — выкрикнула Мэгги. — Его отправляют в Тауэр! Ох, Лиз, идем скорее! Останови их! Пожалуйста!
— Немедленно ступай к королю, — через плечо бросила я Сесили, а сама направилась к двери. — Передай Генриху мой привет и спроси, не могу ли я незамедлительно с ним повидаться. — Крепко взяв Мэгги за плечо, я велела ей: — Успокойся! Сейчас мы с тобой пойдем туда, все выясним и остановим их.
А потом я прямо босиком бросилась бежать по длинным каменным коридорам, чувствуя, как сухие травы, расстеленные на полу, цепляются за подол моего длинного капота. Моя кузина, обогнав меня, взлетела по каменной винтовой лестнице на верхний, «детский», этаж, где находились спальни Мэгги, Эдварда и моих маленьких сестер Кэтрин и Бриджет, а также комнаты их наставников, воспитателей и прислуги. Но вскоре я увидела, как Мэгги, пятясь, спускается с лестницы, а следом за нею тяжело грохочут сапогами полдюжины гвардейцев.
— Вы не можете его забрать! — кричала Мэгги. — Здесь королева! Она вам не позволит! Вы не можете его забрать!
Затем гвардейцы появились из-за поворота лестницы, и я увидела сперва сапоги идущего впереди, затем его алые узкие рейтузы, а затем и его самого в ярко-алой тунике, отделанной жестким золоченым кружевом, которое как бы делило ее на четыре части; такова была военная форма йоменов из личной гвардии Генриха, иначе говоря, из только что созданной им своей персональной армии. Следом за первым гвардейцем спустился еще один, потом еще, и я поняла, что Мэгги ничуть не преувеличивала: они действительно прислали целый отряд из десяти человек, чтобы забрать одного бледного и трясущегося одиннадцатилетнего мальчика! Эдвард был так напуган, что последний из гвардейцев подхватил его под мышки, чтобы он не свалился с лестницы; ноги у мальчика заплетались, однако он все же пытался сопротивляться и вовсю лягался. Гвардейцы наконец подтащили его к тому месту у подножия лестницы, где стояла я, Эдвард больше всего был похож на большую куклу с каштановыми растрепанными кудрями и широко раскрытыми перепуганными глазами.
— Мэгги! — закричал он, увидев сестру. — Мэгги, скажи им, чтобы меня немедленно поставили на пол!
Я шагнула вперед.
— Я — Елизавета Йоркская, — сказала я тому гвардейцу, что стоял впереди. — Я — жена его милости нашего короля. А это мой кузен, граф Уорик. Вам не следует даже просто прикасаться к нему, а вы что себе позволяете? И скажите на милость, что здесь вообще творится?
— Элизабет, скажи, чтобы они поставили меня на пол! — тут же снова закричал Тедди. — Опустите меня! Поставьте меня на пол немедленно!
— Отпустите его, — велела я гвардейцу, который держал мальчика.
Тот резко выпустил Тедди, и мальчик от неожиданности кулем рухнул на пол и отчаянно разрыдался. Мэгги тут же встала рядом с ним на колени и обняла его, гладя по волосам, по щекам и всячески стараясь успокоить ласковыми словами. Но Эдвард отстранился от сестры, пристально посмотрел ей в глаза и возмущенно воскликнул пронзительным мальчишеским дискантом:
— Они вытащили меня прямо из-за стола в классной комнате и поволокли вниз! — Он был просто потрясен тем, что кто-то посмел его коснуться без разрешения. Тедди с рождения чувствовал себя графом Уориком; с ним всегда обращались очень нежно и бережно; и я, глядя в его залитое слезами лицо, вдруг вспомнила двух мальчиков в Тауэре, моих маленьких братьев, которых столь же грубо среди ночи подняли с постели, только тогда рядом с ними не оказалось никого, кто мог бы прийти им на помощь и остановить пришедших за ними убийц.
— Приказ короля, — кратко сообщил командир йоменов. — Мои гвардейцы не причинят мальчику никакого вреда.
— Видимо, это какая-то ошибка, — сказала я. — Мальчик должен оставаться здесь, с нами, со своей семьей. Подождите здесь, пока я не переговорю с его милостью королем, моим супругом.
— Мне были даны весьма четкие указания, — возразил командир отряда, и тут дверь отворилась, и на пороге показался Генрих в костюме для верховой езды; в одной руке он держал хлыст, а в другой — дорогие кожаные перчатки. Из-за его плеча выглядывала моя сестра Сесили, в страхе переводившая взгляд то на Мэгги, то на меня, то на юного Эдварда, который с трудом пытался встать на ноги.
— Что здесь происходит? — спросил Генрих, даже не поздоровавшись.
— Произошла какая-то ошибка, — сказала я. Я испытала такое облегчение, увидев его, что забыла даже сделать реверанс. Я просто подошла к нему и взяла его за теплую руку и сказала: — Генрих, эти йомены утверждают, что им приказано отвезти Эдварда в Тауэр!
— Именно так, — отрезал Генрих.
Его жесткий тон озадачил меня.
— Но милорд…
Он кивнул йоменам:
— Действуйте. Уведите мальчика.
Мэгги слабо вскрикнула и в отчаянии обвила руками шею Тедди.
— Милорд, — настойчиво продолжала я, — Эдвард — мой кузен, и он ничего плохого не сделал. Он занимался в классной комнате вместе с моими сестрами, когда его вдруг схватили и потащили вниз. Он любит вас, он предан вам, своему королю…
— Да, люблю! — звонко подтвердил Тедди. — И предан — я же присягал вам на верность! Мне сказали, что нужно это сделать, и я с радостью присягнул.
Йомены, сгрудившись вокруг, ждали, что скажет король.
— Пожалуйста, — сказала я, — пожалуйста, разреши Тедди остаться здесь! Он должен жить в семье, вместе со всеми. Ты же знаешь, он никогда никому не причинял вреда. И уж в первую очередь тебе.
Генрих нежно взял меня за плечо и отвел в сторону.
— Тебе следовало бы сейчас отдыхать, — сказал он, — а не бегать по коридорам и не волноваться по пустякам. Ты не должна сейчас огорчаться. И вообще, почему ты здесь? Ты должна находиться в родильных покоях. Собственно, мальчика собирались перевезти в Тауэр после того, как ты затворишься в своих покоях.
— Мне скоро рожать, — настойчиво зашептала я ему на ухо, — и, как тебе известно, очень скоро. Твоя мать постоянно твердит, что я должна быть спокойна, ибо любое волнение может повредить ребенку. Но как я могу быть спокойна, если от нас заберут Тедди? Пожалуйста, позволь ему остаться! Иначе я буду чувствовать себя совершенно несчастной! — Я быстро глянула на мужа: он не сводил с меня пронзительного взгляда своих карих глаз. — Я уже чувствую себя несчастной, Генри! Несчастной и совершенно измученной. Все это меня страшно расстраивает. Пожалуйста, скажи, что все будет хорошо!
— Ступай к себе и ложись в постель, — сказал он. — Я во всем разберусь. Тебя, разумеется, не следовало так тревожить. Тебе вообще не следовало об этом говорить.
— Хорошо, я вернусь к себе, — пообещала я. — А ты пообещай, что Тедди останется с нами. Ты только скажи, что Тедди может остаться, и я сразу же уйду.