Успокоился Леха только к середине службы, да и то после того, как попал под начало Федора. Поразил тот его странными словами и не менее странными ругательствами. Однажды, когда сержант обозвал его «верным опционом», Леха даже не понял: отстегали его или похвалили. И от подобных командирских выражений, совершенно несовместимых с лехиными представлениями о загибах и приколах, он часто стал впадать в задумчивость и даже перестал хамить офицерам. Что сразу же сказалось на общих показателях взвода по боевой подготовке и особенно дисциплине. Взвод и так был не из отстающих, а тут вообще вперед вышел. Леха ведь стрелял и бился в рукопашную лучше всех остальных бойцов. Оттого и ходил гоголем.
Собственно, Федор Чайка по всем армейским понятиям был немного странным сержантом. Сразу же после учебки его невообразимым приказом свыше (в армии еще и не такое бывает!) временно откомандировали медбратом в санчасть. Место, безусловно, хлебное. Если служить неохота и пораскинуть мозгами, как следует, то можно там и до конца службы зависнуть. Федор же, наоборот, приложив массу усилий, добился-таки перевода в боевое подразделение, а приобретенный санитарный опыт при случае всегда с удовольствием использовал. Например, когда Петруха Черный при десантировании с корабля сломал себе ногу, он весьма сноровисто помогал капитану Пантелееву обрабатывать рану и накладывать шины. Видимо, полученные в медбратстве навыки неплохо закрепились.
Сам Леха до армии болел редко — природа наградила его отменным здоровьем — а потому того, что имелось из средств спасения страждущих в армейской санчасти, в упор не видел. Да и к слову сказать, там от всех напастей применяли в основном бинты и зеленку. Где-то нагноилось — зеленка. Руку вывихнул на тренировке — бинты. Физиономию перекосило — зеленка. Горло застудил — бинты. Иногда медикаменты сочетались — бинты плюс зеленка, но общий список никогда не менялся. Леху это не напрягало. Солдат должен быть здоровым, болеть ему просто некогда. Надо Родину защищать.
По прошествии времени Леха узнал, кто у сержанта родители, и все стало ясно. Папа Федора — не последний хирург в Питере — ежедневно оперировал людей в каком-то медицинском институте. Лехе такое умение казалось чем-то запредельным. Он больше был специалистом по другому профилю — челюсть кому-нибудь сломать или ребро, например. А вот чтобы потом все это выправить и на место пришить, что отвалилось — тут мозг должен иначе соображать. Сержант же в этом шарил, отчего среди бойцов заработал законную кличку «доктор», хотя сам еще почти никого и не пользовал. Но по большому-то счету он питал несомненное пристрастие к истории, а отнюдь не медицине, о чем недвусмысленное свидетельствовали книги, прочитываемые им от корки до корки.
Мать у Федора работала терапевтом в поликлинике. Ясное дело, что при таком семейном воспитании Федор в детстве только и знал, что по больницам ошиваться, рассматривая градусники да мензурки со скальпелями. Оттого, видать, и к латыни попривык, поскольку под боком у родителей часто ее слышал.
Вообще, Леха понял из рассказов своего кореша, что родители у него были интеллигентные и хотели, чтобы их сын, до армии склонный к чтению в положении лежа, тоже стал доктором. Сам Федор еще не определился, кем будет, но поневоле опыта набирался. Ну, а как в армию попал — пришлось и про лень забыть, и физподготовкой заняться. Подкачался, драться научился. Потом скоренько свернул свое медбратство и даже был направлен в школу младших командиров. И получился из него неплохой сержант морской пехоты. Тем более, что Федор отлично плавал. Почти так же хорошо, как Леха стрелял и метелил условного противника. А может, и лучше.
В общем, попав под начало к Федору Чайке, бузотер Леха Ларин как-то незаметно для себя проникся к нему уважением. Со временем они даже подружились, несмотря на полную противоположность характеров. А под конец службы Федор вообще умудрился Лехе жизнь спасти.
Дело было на командно-штабных учениях, когда нужно было продемонстрировать проверяющим из штаба, что отдельный полк морской пехоты черноморского флота не зря ест тушенку. По легенде предстояло высадиться на БТРах с корабля, достичь берега, подавить огневые точки и обезвредить живую силу условного противника. Все казалось яснее ясного. Леха не сомневался, что операция пройдет гладко и даже весело. Он любил маневры. Но в этот раз все случилось как-то не так.
Едва начались учения, море стало штормить. Их БТР замыкал группу и, едва выйдя на плав из твиндека большого десантного корабля, как и остальные, столкнулся с лобовой волной. Не прошло и минуты, как у родного бронетранспортера сорвало крышки в силовом отделении. И боевая машина мгновенно заглохла. Стала погружаться кормой вниз, задрав свой прямоугольный заостренный нос над водой, словно большой бронированный гроб. А до берега оставалось еще прилично. И тогда Федор рявкнул во весь голос, чтобы личный состав немедленно покинул машину через люк механика. А сам помогал растерявшимся, сопротивляясь быстро прибывающей воде, пока все не выбрались. Да еще и, под занавес, вытащил Леху, умудрившегося, головой долбануться о край люка пока выкарабкивался и сознание потерять. Правда, ненадолго. Но, не окажись рядом сержанта, ему бы хватило.
Однако, морской дьявол решил, что еще рано их отпускать. Не наигрался. Едва выбрались с матюгами наружу, их чуть в открытое море не унесло. Волна хорошая разгулялась. Старались за руки держаться, вместе — бесполезно. Расшвыряло как котят. А Федор плавал вокруг и одного за другим на поверхность вытаскивал, до тех пор, пока помощь не подоспела и до берега не доволокла. И там уже Леха, очухавшись, ухитрился даже отличиться в бою с условным противником. Так старался, что первым взял огневую точку. И еще успел вытащить капитана, едва не угодившего под гусеницы самоходной гаубицы с романтическим названием «Гвоздика».
В общем, испытание на прочность прошли. БТР утопили, нахлебались воды, конечно, но еще и пострелять успели. Так что начальство осталось довольно героизмом морпехов, и всем объявили благодарность в приказе. А сержанту-герою за спасение утопающих даже расщедрились на досрочный дембель. И Леху не забыли, тоже отметили в первых строках, не смотря на все его прежние прегрешения. Капитан нормальный мужик оказался. Добро не забыл.
* * *
Войдя в купе, Леха плюхнулся на нижнюю полку, оттягивая пальцем край тельняшки.
— Ну и жара, — процедил он, глядя в приоткрытое окно, за которым мелькали родные пейзажи: горы, покрытые чахлой растительностью.
Сделав пару глотков, он протянул бутылку с пивом сидевшему напротив Федору, одетому также по форме и по обыкновению что-то читавшему. Леха присмотрелся. «Записки о галльской войне» (?). Автор какой-то Цезарь.
— На, сержант, освежись пока этим, — сказал Леха, — брось глаза напрягать.
Он вздохнул и добавил, предвкушая грядущие удовольствия:
— Скоро дома будем. Там и оттянемся по полной.
Федор отложил книжку в сторону, взял протянутую бутылку и с недоверием принюхался.
— Не боись, не из-за борта, — хохотнул Леха, вспомнив как однажды «добрые» товарищи втихаря налили ему во флягу соленой морской воды. Сказали: чтобы и в праздники не расслаблялся. — Пить можно, я проверил.