Все это центурионы обсуждали, не стесняясь Чайки, внимавшего, между тем, во все уши. Разобрав по косточкам последние новости, друзья, наконец, распрощались. Гней повел Федора в таверну, где они получили давно обещанный завтрак, уже больше смахивающий на обед. В отличие от Квинта, центурион не призывал своего опциона поскорее идти к местным красоткам, да и красноречия после бурного общения со старым другом весьма поубавилось. Он молча ел и пил вино, а Федор делал то же самое, попутно размышляя о своем, благо никто не досаждал разговорами.
«Хорошо, что ее зовут Юлия, — думал опцион как-то отстранено, — а не Лукреция или, например, Агриппина. Не Цецилия какая-нибудь, опять же. Нормальное русское имя — Юлия — даже красивое. Хотя, какая она Юлия — совсем девчонка еще. Юлька, да и только».
Поев, центурион заторопился обратно на виллу сенатора. Но, увидев разочарованный взгляд Федора, все же решил задержаться и сделать небольшой крюк, показав опциону из Калабрии, впервые попавшему в столицу, несколько достопримечательностей, призванных поразить его деревенский ум своим великолепием. Первой был грандиозный храм Юпитера Капитолийского, стоявший в Риме, по словам Гнея, с древнейших времен, то есть, по прикидкам Чайки, ему стукнуло уже не меньше четырехсот лет.
Второй, по мнению центуриона, достойной внимания постройкой, оказался большой цирк. Этот цирк, построенный всего лет сто назад, значительно отличался от подобного заведения из прошлой жизни Федора. Прежде всего, он не имел круглой арены. И, по словам Гнея, здесь никогда не выступали клоуны, гимнасты и тем более дрессированные животные. Да и самим словом «цирк», как выяснилось, римляне называли большое пространство без углов, вокруг которого располагаются места для зрителей. Этот римский цирк имел арену продолговатой формы и почти таких же размеров, как и знакомый Федору в прошлой жизни стадион «Петровский», где выступал его любимый футбольный клуб «Зенит», уже несколько лет подряд тщившийся стать чемпионом России. Но в данном случае арена предназначалась исключительно для конных состязаний. Проще говоря, являлась ипподромом. И на нем вот-вот должны были начаться скачки наездников на колесницах.
Но Гней не проявил интереса к развлечениям. Он направил своего коня дальше, рассказывая по пути, что при цирках повсюду организованы особые клубы во главе с председателем для организации скачек. Различаются эти клубы по цвету одежды своих членов. Существуют клубы красных, белых, зеленых и даже голубых. А наездниками и возницами могут стать только римские граждане. Римляне, как сообразил Федор, никогда не представляли себе жизни без помпы. Еще до начала самих игр они устраивали торжественные шествия, в которых принимали участие сотни музыкантов и танцоров, а также юноши из сословия всадников верхом на лошадях. Все остальные граждане шли пешком, в основной колонне, причем украсить ее своим присутствием не считали зазорным ни группы сатиров, ни жрецы, несущие жертвенных животных и везущие статуи богов на колесницах, ни консулы в триумфальных одеждах, ни магистраты и даже суперзвезды того времени — наездники, участники предстоящих скачек.
Как понял Чайка из повествования центуриона, тот при любой возможности посещал скачки в Риме и неплохо разбирался в лошадях. Откуда у прибрежного жителя из Тарента такие увлечения, он не стал выяснять. Как-нибудь сам расскажет, если захочет. В забеге, как разъяснял Гней, указывая на оставшийся позади цирк, участвовало по одной или даже по три колесницы от каждого клуба, запряженные большим количеством лошадей. Их численность зависела от квалификации возничего — если высокий профессионал, запрягали сразу шесть, а если новичок, могли обойтись и всего двумя рысаками. Такие скачки могли длиться полдня, а то и больше. [85]
По дороге к следующей достопримечательности, Федору повезло ознакомиться с несколькими крупными общехозяйственными сооружениями, протянувшимися через весь город и созданными не для богов, а для удобства простых жителей города. Первыми оказались огромная каменная сточная труба, даже целый подземный канал, именуемый Клоакой Максима, а также водопровод, названный в честь цензора Клавдия. Свежая вода подводилась в Рим акведуками. А в самом городе текла под землей на протяжении нескольких километров по деревянным, глиняным или свинцовым трубам со специальными отверстиями в верхних секторах. «Чтоб не задыхалась», — пояснил Гней. Система водоснабжения имела довольно разветвленную сеть артерий и питала как общественные здания, так и многие частные дома.
Но Клоака Максима произвела на Федора гораздо большее впечатление, чем водопровод. Да и воняло из нее — просто ужас! Местность в Риме была довольно болотистой, и поэтому его жители давно соорудили густую паутину каналов, отводивших воду, собиравшуюся в долинах между холмами, а также все городские нечистоты сначала в Клоаку Максима, а затем в Тибр. Клоаку, по словам Гнея, построили давно, несколько раз ремонтировали, но в целом она осталась с доисторических времен в неизменном виде. [86]
Но для данного времени это был колоссальный прогресс, настоящая цивилизация. «Вот бы Квинт взглянул, — Федору страстно захотелось, чтобы приятель оказался рядом, — у них в Бруттии такое вряд ли есть». Гней напомнил ему и про мощеную дорогу из Рима в Капую, по которой они сюда прибыли — гордость римских строителей.
— А сколько дорог ведет в Рим? — с интересом спросил опцион, придерживая коня.
— Из Рима выходит сразу несколько отличных дорог, — охотно пояснил Гней, — по ним легко перебрасывать легионы туда, где появляются недовольные нашим порядком. Самую первую, Аппиеву — царицу дорог — ты видел, она вымощена квадратными каменными плитами, и по ней можно доехать не только до Капуи, но теперь и до самого Брундизия!
Федор молча кивнул. Это ему ничего не говорило. Хотя с трудом припомнил, что Брундизий находился где-то недалеко от того места на побережье, где его «спасли» римляне. То есть, на его «родине», в Калабрии.
— Вслед за ней между Тибуром и Корфинием, поперек полуострова, построили Валериеву дорогу. Ну, а в прошлом году цензор Гай Фламиний закончил строить новую дорогу между Римом и Аримином. Она проходит по Этрурии и Умбрии, до впадения в море небольшой речушки Рубикон. [87]