— Не поедет мой сын в Голутвин монастырь, — резко бросил Олег Иванович. — Не хватало мне московлянам кланяться!
— Храм в Голутвине монастыре построен не для московского князя, но во славу Господа, — с легким осуждением в голосе произнес игумен Севастьян. — Смири гордыню, княже. Не Дмитрию ты станешь класть поклоны в Голутвине, но богу. Увидит Господь твое смирение и избавит сына твоего от тяжкой немочи.
— Ежели Господь и впрямь всемогущ и всесведущ, то мои молитвы дойдут до Него и из Солотченской обители, — сказал Олег Иванович, не скрывая своего раздражения. Он помолчал и сердито добавил, глядя на игумена из-под нахмуренных бровей: — Когда митрополит Алексей приезжал в Голутвин монастырь для освящения тамошнего храма, то ты, владыка, тоже пожаловал туда вопреки моему запрету. Твердя о своем служении Господу, ты тем не менее успеваешь лебезить и перед митрополитом Алексеем, который является советником Дмитрия во всех его делах, причем не всегда честных и справедливых.
Беседуя, князь и игумен неспешно двигались по галерее. Со стороны могло показаться, что они разговаривают, как давние друзья. Соблюдая приличие, Олег Иванович не повышал голос, дабы снующие по двору челядинцы и дружинники не навострили уши. Своему окружению Олег Иванович старался показать, что у него нет никаких разногласий с игуменом Севастьяном.
Внезапно стремительный топот копыт разорвал дремотную тишину сентябрьского вечера. На княжеское подворье влетел наездник на рыжем взмыленном коне. Гонец был без шапки, его длинные светлые волосы были растрепаны ветром. Желтые сапоги на нем были забрызганы грязью, как и мосластые ноги скакуна.
К гонцу с разных сторон стали сбегаться дружинники, встревоженные его измученным видом и мрачным лицом.
Первым с гонцом заговорил Тихомил:
— Здрав будь, Пентег! Коня ты совсем загнал, друже. Что стряслось?
— Беда! — хрипло вымолвил Пентег, устало опираясь на луку седла. — К Рязани татары подвалили в великом множестве. Боярин Громобой вывел рязанских ратников за стены и вступил в сечу с нехристями. Ордынцы взяли верх в битве и ворвались в Рязань на плечах наших отступающих воинов. Громобой велел мне известить Олега Ивановича о случившемся несчастье, упредить, чтоб он покуда не возвращался в Рязань.
— Ступай ко князю, друже, — сказал Тихомил, помогая Пентегу сойти с коня. — Да ты никак ранен! Может, позвать лекаря?
— С лекарем успеется, — проговорил Пентег, зажимая ладонью кровоточащую рану на своем левом бедре. — Вражья стрела пометила меня в сече. Где князь-то?
— В тереме он, наверху, — ответил Тихомил, кивнув на высокие бревенчатые хоромы под двускатной тесовой кровлей с резными петухами на коньке.
Прихрамывая на левую ногу, Пентег торопливо заковылял к теремному крыльцу.
Тихомил повелел кому-то из гридней бежать за лекарем, кому-то позаботиться о коне Пентега, а сам поспешил в терем вслед за литовцем, понимая, что в сложившихся обстоятельствах князь вполне может возложить на него какое-нибудь важное поручение. Тихомил уже привык к тому, что самые опасные и трудные поручения Олег Иванович доверяет именно ему.
…Сидя на скамье, Пентег во всех подробностях поведал Олегу Ивановичу об очередной татарской напасти, свалившейся на его стольный град. Князь, облаченный в длинный голубой кафтан с зауженными рукавами, метался по светлице, как рассерженный лев. Олег Иванович досадовал на боярина Громобоя, который столь опрометчиво ввязался в битву с татарами вместо того, чтобы держать оборону на отстроенных заново стенах Рязани.
— Город пал, но рязанский детинец нехристи взять не смогли, — добавил Пентег, желая хоть как-то утешить князя. — В детинце укрылось много бояр, купцов, монахов и немало прочего люда. Там же пребывают сыновья твои, княже.
— Кто привел татарскую орду на мои земли? — спросил Олег Иванович. — Неужто опять Мамай налетел изгоном?
— Татарами верховодит царевич Арапша, — промолвил Пентег. — Это стало известно от пленного нехристя, которого мне удалось заловить арканом. Разграбив Нижний Новгород, Арапша на обратном пути к Наровчату отклонился в сторону, дабы взять добычу на рязанских землях.
— Почто же наши дальние дозоры проглядели орду Арапши? — сердито воскликнул Олег Иванович.
— Арапша пришел к Рязани не со стороны Степи, а через Мещерские леса, — ответил Пентег. — Потому-то рязанские сторожи обнаружили орду Арапши, когда ей оставался всего один переход до Рязани. Ведь владения мещерских князей с востока довольно близко подходят к Рязани. Потому-то Арапша свалился на нас, как снег на голову!
Окликнув челядинцев, Олег Иванович велел им привести лекаря к Пентегу.
Выйдя в соседнее помещение, Олег Иванович увидел там Тихомила, который мигом вскочил со стула при виде князя. Здесь же находился боярин Брусило, в глазах которого было смятение и тревога.
— Вели седлать коней, — обратился к Тихомилу Олег Иванович. — Я сей же час выступаю к Рязани. Все гридни и слуги поедут со мной. Ступай!
Тихомил с поклоном удалился.
Видя, что Брусило тоже поднялся со своего места, чтобы собраться в путь, Олег Иванович остановил его, мягко взяв за локоть.
— А ты, боярин, останешься здесь. Присмотришь за своим крестником. Негоже оставлять Романа тут совсем одного. Нужно, чтобы сын мой видел подле себя хотя бы одно родное лицо.
Над Рязанью висел тяжелый дымный чад и смрадный запах от полусгоревших трупов. От города осталось огромное черное пепелище. Улицы и переулки едва угадывались по обугленным остовам изб и теремов с провалившимися крышами, по кирпичным печным трубам, там, где дома сгорели дотла. На дымящемся пожарище выли собаки, потерявшие своих хозяев. Уцелевшие горожане вручную разбирали груды обгорелых бревен, собирая тела погибших. Мертвых было очень много. Бедноту хоронили в ямах-скудельницах за городом возле речки Плетенки. Знатных людей погребали на Голенчинском погосте близ тамошнего мужского монастыря. Кое-кто из имовитых рязанцев свозили своих погибших родственников на кладбище в Борисоглебском околотке.
Олег Иванович в сопровождении небольшой свиты шествовал по дымящимся руинам своего стольного града. Размеры случившегося бедствия угнетали его. Нечто похожее Олегу Ивановичу довелось пережить двенадцать лет тому назад, когда ордынский царевич Тагай таким же внезапным наскоком захватил и сжег Рязань. Тогда, как и ныне, город полностью сгорел. Уцелел лишь детинец на холме.
Олег Иванович поднял голову и посмотрел туда, где на косогоре над рекой Трубеж гордо высились бревенчатые стены и башни, укрытые тесовой кровлей. За стеной детинца виднелись крыши теремов, блестящие купола храмов, кроны могучих дубов и вязов… Там находились княжеские хоромы, амбары, конюшни и погреба с различными припасами. Там же находилась и княжеская казна.
«Не добрался-таки до моих сокровищ Арапша! — промелькнуло в голове у Олега Ивановича. — Не смог добраться! Выходит, не зря потрудились мой дед и мои дядья, укрепляя рязанский детинец! Получается, и мои труды по укреплению детинца прошли недаром!»