— Ну и леший с ними! — воскликнул Тихомил. — От сих малодушных князей все едино мало проку будет в кровавой сече. Решайся, князь! Великая битва грядет, Русь и Орда грудь в грудь сойдутся! Нельзя рязанцам отсиживаться в стороне от сего события! Кровь наших князей и ратников, павших в сечах с татарами в былые годы, взывает к отмщению!
Собрав всех добровольцев, рвущихся в битву с татарами, Олег прибыл вместе с ними в Пронск. Зная, что зять его также изнывает от желания скрестить меч с ордынцами, Олег позволил ему исполчить прончан в поход на Мамая.
— Лети соколом, Владимир, на соединение с Дмитрием, — напутствовал зятя Олег. — Веди своих прончан и моих рязанцев против нехристей. Я с тобой пойти не могу, ибо поведу свои полки навстречу Ягайле, дабы литовцы не ударили Дмитрию в спину. По слухам, Ягайло все-таки выступил в поход и дошел уже до Смоленска.
Прощаясь с Тихомилом, Олег повелел ему без промедления прислать к нему вестника независимо от того, чем завершится битва с Мамаем. При худшем исходе Олег хотел успеть принять меры для обороны Рязани от неизбежного набега Мамаевой орды.
В первых числах сентября общерусская рать во главе с Дмитрием достигла берегов Дона, спустившись вниз по его течению до речки Непрядвы, впадающей в Дон. Здесь Дмитрий и его воеводы решили встретить Мамая, конные тумены которого надвигались с юга, запрудив полстепи.
Повел свое войско к Дону и Олег, понимая, что и Ягайло в скором времени достигнет донских степей. Уже выступив из Рязани, Олег неожиданно наткнулся на Мамаева гонца, который вез ему письмо. В своем послании Мамай повелевал Олегу спешно двигаться на соединение с ним, указав точный путь движения ордынского войска. Также Мамай сетовал на то, что от Акбуги давно нет никаких известий. Мамай обещал наказать Акбугу за нерадивое исполнение возложенных на него обязанностей.
Не слезая с седла, Олег прочитал письмо Мамая, затем тут же написал ответное послание, куда вставил стих Омара Хайяма и больше ничего. Стихотворные строки гласили:
Разрушь хоть три царства вблизи и вдали, Пусть кровью зальются в дыму и в пыли, — Не станешь, великий владыка, бессмертным: Удел невелик — три аршина земли.
Вручив татарскому всаднику свое письмо, свернутое в трубку, Олег также велел ему сообщить Мамаю, что рязанское войско уже выступило.
Достигнув Дона, Олег разбил стан возле Коняхинских бродов.
Через два дня лазутчики Олега обнаружили литовское войско, которое заняло городок Одоев всего в одном переходе от Дона. Под стягами Ягайло находилось около двадцати тысяч воинов. У Олега имелось всего семь тысяч ратников.
Олег понимал, что в открытом сражении ему не победить Ягайлу. Поэтому Олег намеревался подстеречь литовское войско на марше, уповая на внезапный удар своих полков из засады. Однако Ягайло почему-то не торопился покидать Одоев, хотя Мамаевы полчища и рать московского князя со дня на день должны были сойтись лицом к лицу.
«Почто Ягайло медлит? — недоумевал Олег. — Почто он остановился, хотя поначалу продвигался стремительными переходами?»
Пентег, неожиданно появившийся в рязанском лагере, разъяснил Олегу странное поведение Ягайлы. Оказывается, боярин Троил и Пентег, отправленные Олегом в Вильно, разминулись с Ягайлой. Олеговы посланцы не застали Ягайло в Вильно, поскольку литовский князь к тому времени уже выступил в поход. Войско Ягайлы двигалось так быстро и с такими короткими остановками, что Троилу и Пентегу удалось настичь литовцев только в Одоеве. Троил вручил Ягайле письмо Олега. Пентег же побеседовал с Ягайлой с глазу на глаз, наговорив ему про Мамаевы козни, вымышленные и явные.
— Не знаю, что именно более всего подействовало на Ягайлу, моя ли болтовня или твое послание, княже, токмо он вдруг разом охладел к войне с Дмитрием, — молвил Пентег Олегу. — Воеводы литовские гурьбой подступали к Ягайле, требуя, чтобы он вел войско на подмогу к Мамаю. Ягайло же ни в какую! Ох, и ругани там было между Ягайлой и его приближенными! — Пентег усмехнулся, тряхнув длинными светлыми волосами. — Я думал, бояре литовские живьем сожрут Ягайлу! Но сего не случилось. Ягайло сумел отбрыкаться от своих ретивых воевод, настояв на своем.
— Что ж, я свое дело сделал, — облегченно вздохнул Олег, расхаживая по шатру, — теперь главное, чтобы Дмитриева рать разбила Мамая. Да не оставят Дмитрия Отец Небесный и Богородица перед лицом врагов! — Олег осенил себя крестным знамением, повернувшись к иконе Спасителя, установленной на деревянной подставке в глубине шатра.
Пентег молча сделал то же самое, привстав со стула.
Весь день Олег был сумрачен и тревожен. Он ждал вестей об исходе сражения между Дмитрием и Мамаем. Ночью Олегу не спалось. Ему делалось страшно при мысли о том, что будет, если ордынцы разобьют русские полки. Мамай не просто в очередной раз спалит Рязань, но выжжет всю рязанскую землю. Олегу же не сносить головы за смерть Акбуги, за свою измену Мамаю. Скорее всего, жена и дети Олега тоже погибнут, если окажутся в руках у мстительного Мамая.
На заре Олег, сморенный тревогами, ненадолго заснул. Его пробудил стук копыт, нарушивший дремотную тишину спящего стана. Торопливо натянув сапоги и накинув на себя плащ, Олег выбежал из шатра. Он увидел Перфила, спрыгнувшего с седла и еле стоящего на ногах от сильной усталости. Волосы Перфила и его одежда были мокрые, видимо, в пути он угодил под дождь. Из других шатров тоже выбегали ратники, заспанные и полуодетые. Все спешили к Перфилу, понимая, что он примчался оттуда, где свершилась великая сеча между Ордой и Русью.
Олег устремился к Перфилу с бледным напряженным лицом, бояре и дружинники расступались перед ним. Вокруг висел гул из взволнованных голосов.
— Братья! — крикнул Перфил, вскинув руки над головой. — Победа! Мамай разбит!..
Олег схватил Перфила за плечи, воскликнув:
— Повтори!
— Победа, князь! — улыбаясь, прохрипел Перфил. — Ордынцы разбиты наголову полками Дмитрия! Тихомил отправил меня вестником к тебе.
— Жив ли Владимир Данилович? — спросил Олег, чувствуя, как безудержная радость заполняет его сердце.
— Живой, — ответил Перфил. — Он кланяется тебе, княже.
— Живы ли Дмитрий Иванович и брат его Владимир Андреевич? — опять спросил Олег.
— Оба живы, — сказал Перфил, продолжая улыбаться. — За победу над Мамаем соратники дали Дмитрию прозвище Донской, а Владимира Андреевича нарекли Храбрым.
— Они достойны этих прозвищ, видит бог! — промолвил Олег, едва не прослезившийся от радости. — Где случилась битва?
— На поле Куликовом, между Доном и Непрядвой, — проговорил Перфил. — Надолго запомнят нехристи эту сечу, ибо полегло их там видимо-невидимо!
«Наконец-то Орда повержена! — думал Олег, глядя на своих воинов и воевод, смеющихся и обнимающихся в бурном веселье. — Мамай бежал с позором, потеряв свое войско. Скоро эхо Куликовской битвы прозвучит не только над Русью и Литвой, но и над сопредельными странами. Скоро Запад и Восток узнают, что Русь расправила плечи, сбросив с себя путы ненавистного ордынского ига! Малая лепта в эту победу над Мамаем внесена и мною. Надеюсь, московский князь это оценит и сдержит данное мне слово».