Гости, одетые или раздетые в зависимости от настроения и степени алкогольного опьянения, сидели в пестрых шезлонгах. Кое-кто, презрев блага цивилизации, расположился прямо на траве или на песке пляжа. Трава была мягкой, а песок заранее просеяли, удалив из него принесенный рекой и ветром мусор. Кто-то шумно плескался в метре от берега – похоже, Воробейчик снова набрался сверх меры. С берега ему призывно махали нанизанным на длинный шампур шашлыком и грозились выловить спиннингом, если он сию минуту не перестанет валять дурака. Все шло как обычно, но Арцыбашева не оставляло приподнятое настроение, сопровождавшееся легкой дрожью в коленях, как будто он собирался вот-вот сигануть с вышки в бассейн.
"Сигануть – не проблема, – подумал он, аккуратно давя сигарету в пепельнице, стоявшей на широких каменных перилах балкона, который выходил на реку. – Главное, чтобы бассейн не оказался пустым”.
– Что вы сказали? – переспросил он, поворачиваясь спиной к пляжу. Позади него была распахнутая настежь стеклянная дверь. В дверном проеме колыхалась от сквозняка прозрачная занавеска.
– Я сказал, что у вас неплохая коллекция, – послышалось оттуда.
Арцыбашев в последний раз оглянулся на пляж, невольно отыскав глазами двоих гостей, которых он не приглашал: накачанного и оттого казавшегося надувным амбала в тесной голубой майке с изображением головы бульдога в бейсбольной шапочке и худого, похожего на сплетенного из резиновых трубок чертика человека с ненормально вытянутым черепом и печальным лицом дауна, посреди которого кнопкой торчал красноватый носик, придававший человеку клоунский вид. Эти двое старательно делали вид, что не знают друг друга, сильно перегибая палку в этом старании. Амбал в голубой майке вдобавок демонстративно не смотрел в сторону сидевшего в шезлонге у самой воды Филарета, который поигрывал полупустым стаканом и любовался заречными далями. Арцыбашев ухмыльнулся, вспомнив встречу в кафе, и, отодвинув занавеску, вошел в комнату.
После яростного солнечного блеска и прогретого воздуха здесь было прохладно и сумрачно. Подошвы глухо постукивали по скользким каменным плиткам пола, на грубо оштукатуренных стенах чуть поблескивало развешенное в живописном беспорядке оружие. Укрепленная над выложенным диким камнем камином медвежья голова скалила огромные желтоватые клыки, с потолка на прочной цепи свисала люстра из кованого железа, меди и искусственно состаренного дерева. Узкие окна-бойницы начинались от самого пола, и при желании можно было легко вообразить себя защитником старинной крепости.
– Впечатляюще, – сказал Арчибальд Артурович, проводя длинным суховатым пальцем вдоль слегка изогнутого клинка. – Это ведь самурайский кинжал?
– Не кинжал. – поправил Арцыбашев. – Меч. Малый самурайский меч, вакидзаси. Пятнадцатый век, между прочим.
– Это вам продавец сказал? – поинтересовался Арчибальд Артурович. Выражение его черепашьего лица при этом оставалось утонченно-ироничным, но Арцыбашев вскользь подумал, что по-настоящему воспитанный человек, каким, вне всякого сомнения, пытался выглядеть его собеседник, никогда не позволил бы себе такого замечания, если бы не собирался нанести хозяину оскорбление.
– Нет, – спокойно ответил он, – я проверил по каталогу и проконсультировался с экспертом.
– Вакидзаси, – повторил Арчибальд Артурович, словно пробуя слово на вкус. – Изящная штука. Он ведь применялся для.., э-э-э.
– Совершенно верно, – Арцыбашев кивнул и улыбнулся:
– Для харакири.
– Восхитительный обычай, – Граф снова провел пальцем по спинке лезвия, словно лаская экзотическое животное. – Какая утонченная жестокость!
– Да, – согласился Арцыбашев, – у нас все это как-то проще, грубее.. – Он постучал ногтем по висевшему справа от него шестоперу. – И потом, религия… У христиан во все времена самоубийство считалось смертным грехом. Я, знаете ли, православный, поэтому харакири – не мой стиль. Тому, кто захочет от меня избавиться, придется изрядно попотеть.
– Гордыня, – вздохнул Граф. – Суета сует, все суета… Что мы такое? Смертная пыль, из праха восстали и в прах уйдем. Жутковатая у вас коллекция. Я, например, в детстве собирал марки.
– А я всегда любил оружие, – признался Арцыбашев. – В нем есть сила. Посмотрите, какое оно красивое” Вы заметили, кстати, что уродливое оружие начали делать только во второй половине нашего века? Да и то, если присмотреться, в нем можно увидеть скрытую красоту – красоту смертоносной силы и стопроцентной целесообразности Ведь, если разобраться, тот же носорог уродлив, как смертный грех. А приглядишься – красавец!
– Может быть, – равнодушно согласился Арчибальд Артурович, – но я как-то никогда об этом не задумывался. Оружие – это оружие. Просто инструмент для убийства и нанесения увечий. Но не кажется ли вам, что наш разговор принимает несколько странное направление?
– Это была ваша инициатива, – твердо ответил Арцыбашев, глядя прямо в выцветшие глаза Графа. – Мне почему-то показалось, что вы зачем-то пытаетесь меня припугнуть.
– Я? Да Господь с вами, Евгений Дмитриевич! Вы как-то превратно меня истолковали… – Худощавая, с головы до ног затянутая в белое фигура Графа прошлась взад-вперед вдоль увешанной оружием всех времен и народов стены и остановилась у окна. – Я хотел поговорить о деле. Вы помните наш уговор?
Сердце Арцыбашева гулко толкнулось в груди, выплескивая лошадиную дозу адреналина. “Вот оно, – понял сообразительный Цыба, – начинается! Точнее, уже началось”.
– Я никогда не забываю ничего, что имеет отношение к делам, – подчеркнуто сухо ответил он. – Ваши деньги находятся в полной сохранности и могут быть выданы вам в любой момент.
– Даже сейчас?
– Ну уж… То есть какая-то часть, несомненно, может быть выплачена сию минуту, но на то, чтобы собрать всю сумму наличными, потребуется пара дней. Завтра у нас воскресенье, так что.., три дня.
– Я примерно так и думал, – сказал Граф. – Именно поэтому я и обратился к вам заранее. Даже не за три дня, а за четыре. По дню на миллион. Надеюсь, этого времени вам будет достаточно.
– Более чем, – сказал Арцыбашев и не отвел глаза, когда Граф вперился прямо в них своими блекло-голубыми стекляшками. Если бы на свете существовали голубоглазые крокодилы, они смотрели бы именно так – в этом Евгений был уверен на все сто.
– Это время на то, чтобы собрать деньги, – с напором произнес Граф, сверля его взглядом. В его голосе больше не осталось ни малейшего намека на интеллигентную мягкость. Теперь в нем лязгал металл. – Собрать деньги и подготовить их к транспортировке, а не свалить с ними в какую-нибудь нору. Вы умный человек и наверняка навели обо мне справки. Вам должно быть известно, что спрятаться от меня невозможно.
Евгений независимо заложил руки за спину, сплел пальцы в замок и стиснул их до хруста в суставах. Это помогло ему сохранить бесстрастное выражение лица и не отвести глаза. Некоторое время они стояли молча, играя в гляделки, потом Граф не спеша перевел взгляд на окно и кашлянул в кулак. Арцыбашев расслабился. Первый раунд закончился если не победой, то, по крайней мере, почетной ничьей. Когда дерешься с крокодилом, ничья – не самый худший из вариантов.