Призрак Анил | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Там водятся светлячки, — сказала она, и он озадаченно посмотрел на нее. — Мы можем действовать более направленно, сузить круг поисков, — пояснила она. — Светлячки. Значит, речь не идет о густонаселенном месте. Надо искать свободные пространства. Что-то вроде берега реки, куда не ходят люди. Читра, энтомолог, о которой я вам рассказывала, пришла к нам на корабль, увидела пятнышки, похожие на веснушки, и что-то записала в свой блокнот. У нее есть сотни таблиц, отображающих жизнь насекомых на острове. Она сказала, что это клей, который выделяют куколки цикад, обитающих в лесистых районах вроде Ритигалы. И пометила на карте места их обитания. Все они находятся к югу отсюда, что соответствует вашему анализу почвы. Возможно, это где-то на краю леса Синхараджа. [16]

— На северной стороне, — уточнил он. — В других местах неподходящая почва.

— Хорошо, тогда вот этот участок.

На стекле, под которым была карта, красным фломастером Сарат начертил прямоугольник. На западе — Веддагала, на востоке — Морагода, Ратнапура и Синхараджа.

— Где-то там, в лесу, есть болото или небольшое озеро, покуна, — уточнил он.

— Интересно, что еще там есть.

Как только министерство археологии опустело, они начали собирать необходимые карты и книги. Сарат ходил взад и вперед, таская вещи в джип, который он у кого-то взял. Анил не имела представления о том, надолго ли они уезжают и где остановятся. Наверное, в одной из любимых маленьких гостиниц Сарата. Пока он просматривал сводные таблицы почв, она сняла руководство по полевым работам с библиотечной полки.

— Где мы остановимся? В Ратнапуре? — громко спросила она. Ей нравилось эхо этого большого здания.

— Нет, за городом. Там есть одно место, где можно остановиться, валавва, старая семейная усадьба — мы сможем продолжать работу там. К счастью, она по-прежнему пустует. Моряк был убит где-то там, возможно, он оттуда родом. А по пути можно попытаться найти художника, о котором говорил Палипана. Я посоветовал бы вам прекратить контакты с Читрой.

— А вы никому не говорили?

— Я должен был встретиться с чиновниками, рассказать им, что мы намерены делать, но о нашем расследовании они ничего не знают. Я о нем не говорил.

— Как вы можете это выносить?

— Вы не понимаете, в каком тяжелом положении мы оказались. Что бы сейчас ни делало правительство, раньше, когда в стране царил хаос, было еще хуже. Поэтому вас сюда и не пускали. Законов не соблюдал никто, кроме нескольких хороших юристов. Террор был повсюду, со всех сторон. С вашими вестминстерскими правилами мы бы тогда не выжили. Поэтому правительственные силы стали нелегально осуществлять возмездие. И на середине нас поймали за руку. Представьте, что перед вами три истца и у каждого руки в крови. Почти в каждом доме, в каждой семье жива память о чьей-то смерти или похищении, в которых виновны все участники конфликта. Я рассажу вам о том, что видел своими глазами…

Хотя в здании никого не было, Сарат огляделся:

— Я был на юге… День клонился к вечеру, рынки закрылись. Двое мужчин, вероятно повстанцы, схватили какого-то парня. Не знаю, что он сделал. Возможно, он их предал, возможно, он кого-нибудь убил, или нарушил приказ, или не сразу принял их предложение. В те дни смертные приговоры выносились на всех уровнях. Не знаю, собирались ли они его казнить, или хотели просто припугнуть и отругать, или, что наименее вероятно, простить. Он был в саронге и белой рубашке навыпуск с закатанными рукавами. Босиком, с повязкой на глазах. Его кое-как усадили на велосипедную раму. Один из похитителей сидел на велосипеде, другой стоял с винтовкой рядом. Когда я их увидел, они собирались уезжать. Задержанный не видел, что происходит вокруг и куда его везут.

Когда они тронулись с места, парню с повязкой на глазах пришлось за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Одной рукой он вцепился в руль, другой обнял своего похитителя за шею. Эта неизбежная интимность вносила диссонанс. Они, покачиваясь, двинулись вперед, человек с винтовкой ехал на другом велосипеде.

Им было бы легче идти пешком. В происходящем просматривался какой-то странный ритуал. Возможно, у них велосипед свидетельствовал об определенном статусе, который они не хотели терять. Зачем сажать на велосипед человека с повязкой на глазах? Жизнь каждого была полна опасностей. И это как-то уравнивало их. Словно пьяных студентов. Парню с повязкой на глазах приходилось балансировать в такт со своим возможным убийцей. Они достигли дальнего конца улицы, миновали рынок, свернули за угол и исчезли. Из-за того что они вели себя так странно, никто из нас не забудет этой сцены.

— И что вы сделали?

— Ничего.

Изображения были высечены на камне или нарисованы красками: вид деревни с высоты соседнего холма, спина склонившейся над ребенком женщины, очерченная одной линией, — увидев их, Сарат стал воспринимать мир по-новому Несколько лет назад они с Палипаной зашли в темноту незнакомой пещеры и в свете спички смутно различили выцветшие краски. Они вышли наружу, срезали ветви рододендронов, вернулись и зажгли их, чтобы осветить пещеру. Едкий дым свежего дерева смешался с отблесками от костра.

Это открытие было сделано в худшие для государства времена, одновременно с тысячами грязных расовых и политических актов, группового безумства и финансовой выгоды. Война, подобно яду, глубоко проникла в кровь людей, и никто не знал, как ее прекратить.

Образы в пещере в дымном свете костра. Ночные допросы, грузовики, забиравшие случайных прохожих средь бела дня. Парень, увезенный на велосипеде. Массовое исчезновение людей в Сурияканде, сообщение о массовых захоронениях в Анкумбуре, массовые захоронения в Акмеемане. И вот, когда они почувствовали, что похоронено полмира и правда сокрыта страхом, в свете пылающего рододендронового куста явилось прошлое.

Анил был непонятен смысл этого старого общепризнанного равновесия. Сарат знал, что цель ее поездки — установить истину. Но куда привела бы их эта истина? Она стала бы искрой у спящего озера нефти. Сарат видел, что истина разделена на приемлемые части, которые использует иностранная пресса наряду с не относящимися к делу фотографиями. Бездумный жест в сторону Азии, способный вызвать новую месть и резню. В ненадежном городе истину опасно обнародовать. Сарат, как археолог, верил в истину как в принцип. Иначе говоря, он отдал бы жизнь за истину, будь от нее хоть какой-то прок.

В глубине души Сарат также знал (он часто думал об этом перед сном), что отдаст свою жизнь за высеченное на скале изображение женщины, склонившейся над ребенком. Он помнил, как тогда они стояли в мерцающем свете костра и рука Палипаны повторяла изгиб спины женщины, склонившейся в порыве любви или горя. Невидимый ребенок. В этой линии воплотилась суть материнства. В позе женщины слышался подавленный стон.

Страна качалась, хороня себя. Исчезновение школьников, смерть замученных юристов, похищение тел из массового захоронения в Хокандаре. Убийства на болотах Мутураджавелы.