— Этот камень был найден в ребрах скелета?
— Да, это так.
— Скажите нам, что происходит с древними захоронениями… Подумайте как следует, мисс Тиссера, не просто теоретизируйте.
Последовала пауза.
Пожалуйста, оставьте этот покровительственный тон.
— Объясните нам, что с ними происходит.
— Обычно над погребенными телами кладут на землю камень. Он служит чем-то вроде указателя — когда плоть разрушается, он падает вниз.
— Разрушается? Каким образом?
— Одну минуту!
— Сколько лет на это требуется?
Молчание.
— Я слушаю.
Молчание.
Теперь он говорил очень медленно:
— Как правило, не меньше девяти лет, верно? Прежде, чем камень упадет в грудную клетку. Я прав?
— Да, но…
— Прав?
— Да. Но это не относится к сожженным телам.
— Но мы не можем быть уверены даже в этом, потому что большинство скелетов из исторических захоронений было сожжено в прошлом веке. Как вам известно, в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году была эпидемия чумы. Еще одна в тысяча восемьсот девяностом году. Многие трупы были сожжены. Скелету, который лежит перед вами, скорее всего, лет сто — несмотря на ваше великолепное исследование его карьеры, привычек и диеты…
— Скелет, с помощью которого я могла бы что-то доказать, конфискован.
— Кажется, у нас тут слишком много тел. Разве конфискованный скелет важнее этого?
— Конечно нет. Но конфискованному скелету меньше пяти лет.
— Конфискованному. Конфискованному… Кто его конфисковал? — спросил Сарат.
— Его забрали, пока я встречалась с доктором Перерой в больнице на Кинси-роуд. Он там исчез.
— Значит, вы его потеряли. Он не был конфискован.
— Я его не теряла. Его забрали из лаборатории, пока я говорила с доктором Перерой в кафетерии.
— Значит, вы его оставили в неподходящем месте. По-вашему, доктор Перера имеет к этому отношение?
— Не знаю. Вероятно. С тех пор я его не видела.
— И вы хотите доказать, что человек, которому принадлежит скелет, был убит недавно? Даже теперь, когда у нас нет улик?
— Мистер Диясена, я хотела бы напомнить вам, что приехала сюда как член группы по защите прав человека. Как судмедэксперт. Я не работаю на вас, вы меня не нанимали. Я работаю на международную организацию.
Он повернулся и обратился к аудитории:
— Ваша «международная организация» была приглашена сюда правительством, не так ли? Я не прав?
— Мы — независимая организация. Мы представляем независимые отчеты.
— Нам. Правительству, находящемуся здесь. Это означает, что вы работаете на наше правительство.
— Я хочу официально заявить, что некоторые правительственные силы убивают невинных людей. Именно это я вам говорю. Вы, как археолог, должны верить в историческую правду.
Я верю в общество, в котором царит мир, мисс Тиссера. То, что вы предлагаете, может вылиться в хаос. Почему вы не расследуете убийства правительственных служащих? Да включите же наконец кондиционер!
Раздались жидкие аплодисменты.
— Исчезнувший скелет был доказательством особых преступлений. Здесь важно именно это. «Одна деревня может говорить от лица многих деревень. Одна жертва может говорить от лица многих жертв». Помните? Я думала, вы представляете не только интересы правительства.
— Мисс Тиссера…
— Доктор…
— Хорошо, доктор. Я доставил сюда другой скелет из другого захоронения, относящегося к более раннему времени. Я бы попросил вас провести судебно-медицинское исследование этого скелета, чтобы установить, чем они отличаются друг от друга.
— Это смешно.
— Нет, это не смешно. Я бы хотел убедиться в существовании различий между двумя скелетами. Сомасена!
Он сделал знак кому-то в холле. В зал вкатили скелет, завернутый в полиэтиленовую пленку.
— Этому скелету двести лет, — громко объявил он. — Во всяком случае, так мы, археологи, предполагаем. Возможно, вам удастся нас разубедить.
Он издевательски постукивал по столу карандашом.
— Мне потребуется время.
— Мы даем вам сорок восемь часов. Оставьте скелет, о котором вы говорили, и пройдите с мистером Сомасеной в вестибюль, он вас проводит. Должен вас предупредить: прежде чем вы уедете, вам придется снова подписать все документы, относящиеся к исследованию. Через двадцать минут скелет будет ждать вас у входа.
Она отвернулась и стала собирать бумаги.
— Оставьте здесь бумаги и магнитофон, пожалуйста.
Некоторое время она стояла неподвижно, потом вынула магнитофон из кармана, куда только что его сунула, и поставила на стол.
— Не забудьте, это моя собственность, — тихо произнесла она.
— Мы вам его вернем.
Она направилась по лестнице к выходу. Официальные лица почти не смотрели на нее.
— Доктор Тиссера!
В конце лестницы она повернулась и увидела его — наверняка в последний раз.
— Не пытайтесь вернуться за этими вещами. Просто покиньте здание. Если будет нужно, мы вам позвоним.
Она вышла из зала. Дверь захлопнулась за ней с пневматическим щелчком.
Сарат остался там и спокойно обратился к сидевшим в зале.
Вместе с Гунесеной они вывезли через боковую дверь два скелета. Дверь выходила в темный коридор, ведущий к парковке. Некоторое время они стояли на месте. Гунесена молчал. Что бы ни случилось, Сарат не хотел возвращаться в аудиторию. Он нашарил выключатель. Раздалось потрескивание неона, свет замигал, как всегда бывает в подобных помещениях.
Ряд красных указателей со стрелками освещал уходящий вверх коридор. Они толкали в полумраке каталку с двумя скелетами; каждый раз, когда они проходили мимо указателя, их руки становились темно-красными. Он представил себе, как Анил сердито шагает двумя этажами выше, хлопая каждой дверью, сквозь которую проходит. Сарат знал, что на каждом этаже ее будут останавливать, вновь и вновь проверять документы, чтобы позлить и унизить ее. Он знал, что ее будут обыскивать, что из ее портфеля и карманов заберут все пробирки и слайды, что ее заставят раздеться и одеться снова. Чтобы пройти через все эти издевательства и покинуть здание, ей понадобится не меньше сорока минут, и он знал, что в конце пути у нее не останется ничего — ни капли информации, ни одной личной фотографии, которую она этим утром могла по глупости принести с собой в здание Арсенала. Но она отсюда выйдет, и это было все, чего он хотел.