Ничего не было видно, кроме леса с обеих сторон. Дорожка свернула вправо. Мэтью сам не знал, чего ждет, но чувствовал, что должен идти куда-то, куда Чепел не хочет, чтобы он шел.
И шел он так минуты две-три, пока не услышал далекий треск мушкетного выстрела, где-то далеко справа и спереди, но от этого звука Мэтью застыл как вкопанный, пока наконец легкие не смогли снова втянуть в себя воздух. Мэтью двинулся дальше, уже осторожнее, оглядывая подлесок в поисках двуногих хищников.
Тропа вынырнула из леса на проселочную дорогу, а на той стороне дороги опять же стоял лес. Мэтью заметил на земле груды конского навоза, еще дымящиеся на солнце. Упряжка кареты прошла этим путем, очевидно, направляясь в конюшню. Мэтью подумал, что если пойдет налево по дороге, она приведет его к винограднику и расположенным там строениям. Он присел, раздумывая, надо ли испытывать удачу и дальше. В конце концов, что он там рассчитывает найти?
«Какой-нибудь ответ», — сказал он сам себе и встал.
Но не успел сделать к дороге и двух шагов, как резкий голос сказал ему:
— Вы лучше стойте, где стоите.
Мэтью замер на месте. В нескольких ярдах влево, на той стороне дороги на краю леса стоял человек. Одет он был в темно-коричневые панталоны и в сапоги, в серую рубашку и черный кожаный жилет, и была на нем широкополая кожаная шляпа. На плече лежал мушкет. Сбоку в левой руке он зажимал охотничий посох, на котором болтались четыре убитых зайца.
— Не слишком ли далеко ушли от дома? — спросил этот человек. Подумал и добавил с издевательской ухмылкой: — Сэр.
— Я просто гуляю, — ответил Мэтью. Лицо охотника пряталось в тени широкополой шляпы, но что-то было в нем знакомое. Эти глубоко посаженные глаза… и голос тоже знакомый…
— Тут «просто гуляющих» и подстрелить могут. Если бы я в вас пулю всадил?
Мэтью шагнул к этому человеку. Тот не сдвинулся с места, но снял с плеча мушкет, и хотя смертоносное рыло смотрело в сторону, Мэтью остановился.
— Я вас знаю? — спросил он, уверенный, что знает. Только откуда…
— Возвращайтесь в дом. Давайте-давайте. Вон туда. — Охотник дернул подбородком, показывая от Мэтью вправо.
Спорить с мушкетом у Мэтью желания не было.
— Хорошо, я иду, — ответил он. Почувствовав, как клубится внутри злость, он не удержался от язвительности: — Спасибо за гостеприимство.
Он повернулся и направился к дому, стараясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и мушкетной пулей.
— С нашим удовольствием, — с тем же презрением ответил охотник.
И Мэтью его узнал.
Эту самую фразу он услышал за миг до того, как его сунули лицом в кучу конских яблок на Слоут-лейн. Он обернулся — человек стоял все там же.
— Вы кто? Бромфилд или Карвер?
— Сэр?
— Как вас зовут? Чтобы я выразил мистеру Чепелу восхищение его выбором слуг.
— Меня зовут «Не нарывайся». Хочешь знать почему?
Приклад мушкета уперся охотнику в колено, а ствол качнулся на несколько дюймов в сторону Мэтью.
Бромфилд или Карвер, кто-то из них. Громилы Осли. Их ему одолжил на вечер Саймон Чепел для грубой работы? Мэтью и этот человек смотрели друг на друга, и никто не хотел уступать. Но Мэтью подумал, что дразнить мушкет может только дурак, и оказываться жертвой несчастного случая ему тоже не хочется. Он насмешливо поклонился, повернулся и зашагал прочь, ощущая спиной напряжение, будто мышцы ожидали удара молота.
— Корбетт! — окликнул его охотник. — Передай мистеру Чепелу мое восхищение его выбором гостей! И рожу не забудь вымыть перед обедом!
Мэтью не остановился. Что ж, он хотя бы достаточно разозлил этого мерзавца, чтобы тот отпустил последнее замечание, подтвердившее факт. У поворота дороги Мэтью обернулся и увидел, что его знакомый грубиян исчез. Но у него не было сомнений, что этот человек неподалеку и следит за ним. И, наверное, не он один.
Он с нетерпением ждал обеда. Фехтовать можно и без оружия, и сегодня он ожидал такого поединка, что Хадсон Грейтхауз вздрогнул бы.
Когда прозвенел обеденный колокол, Мэтью как раз заканчивал бриться перед овальным зеркалом. Он прополоскал бритву в тазу, вытер с лица остатки мыла влажным полотенцем, расчесал волосы. Глядя на свое отражение в полированном стекле, он понимал, какой далекий путь прошел от приюта. На него смотрел джентльмен, и не только любопытство светилось в этих ясных глазах, но и стальной блеск целеустремленности. Он уже не был тем, кем был когда-то, и хотя еще не годился для меча, у него появились сомнения, будет ли он годиться когда-нибудь снова для пера.
Пора было спускаться вниз на встречу с человеком из блокнота Осли.
Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прояснились мысли, и вышел из комнаты.
Сегодня днем Лоуренс Эванс был в полном ужасе, когда открыл парадную дверь на стук Мэтью — дверь была явно заперта на ключ, чтобы гость не ушел бродить. «О сэр, как вы туда попали? Вам не следовало выходить, сэр. Это опасно — бродить здесь, тут дикие кабаны есть!»
— Да, — ответил тогда Мэтью. — Я даже встретил на дороге одного.
«Но вы же никому не расскажете, сэр? Если мистер Чепел узнает, что я выпустил вас, он будет крайне недоволен».
— Я ему не скажу, — пообещал Мэтью, хотя и подумал, что хозяин имения может узнать об этом от кабана с дороги.
Сейчас, спустившись по лестнице и свернув в коридор, он услышал из столовой голоса. Они были приглушены, почти как шепот ветра. Мэтью подобрался, расправил плечи и как можно более уверенно вошел в освещенный свечами зал восемнадцати клинков.
— А вот и наш молодой дворянин! — произнес человек, сидевший во главе стола. Скрипнуло отодвинутое кресло, когда он встал навстречу гостю, зашагал к Мэтью, дружеским жестом протягивая широкую ладонь. Башмаки громоподобно стучали в половицы. — Саймон Чепел, к вашим услугам! Очень рад нашему знакомству!
Рукопожатие весьма мощное, что у Мэтью кисть чуть не превратилась в вяленую треску. Хозяин дома был высок, не меньше шести футов с тремя дюймами, и крепко сбит, как грузовая подвода. Резко очерченная челюсть выдавалась вперед, торчали похожие на крупные гвозди зубы, способные перекусить пополам бульдога. Под квадратными очками блестели топазовым оттенком большие глаза. Контрастом со всей этой резкой мужественностью выглядел английский носик, курносый, вздернутый, будто обонял подгнившие фиалки. Выше мраморной плитой расположился лоб с синими прожилками вен, путаница песочных волос с седыми ниточками закрывала череп, сходящийся в гребень как стенобитное орудие. Губы подергивались какими-то взрывчатыми ремарками, еще не оформленными до конца. Одет он был в темно-синий сюртук с кремовым жилетом, в белую рубашку с синим шелковым галстуком, где узором расположились красные и кремовые квадратики.