Это ведь не могло не сработать, n'est-ce pas? [93]
В январе 1805 года разработанный Наполеоном план начал воплощаться в жизнь, и южный французский флот вышел из Тулона в открытое море. Командовал флотом адмирал Пьер Шарль Сильвестр де Вильнёв, аристократ, перешедший на сторону Революции и, в отличие от Наполеона, крайне осторожный.
Нельсон отправился в погоню, но просчитался в действиях противника — эта ошибка будет преследовать его все оставшиеся десять месяцев жизни — и потерял французский флот. Он выслеживал Вильнёва, курсируя от Сардинии до Египта, от Неаполя до Кадиса, сходил с ума от злости, ругал себя за то, что потерял нюх. Французских парусов нигде не было.
Письма и депеши, которые он строчил во время этой охоты, позволяют живо представить, как национальный герой Англии мечется по земному шару в поисках того, с кем бы подраться. «О, французский флот, — писал он, — если бы только мне удалось сейчас встретиться с тобой, ты заплатил бы сполна за все мои страдания». Он даже потерял аппетит: «Солонина и французский флот куда предпочтительнее ростбифа с шампанским». Наконец он вернулся в Портсмут ни с чем, взбешенный тем, что его пушки так ни разу и не выстрелили.
Хотя на самом деле он едва не догнал Вильнёва. Мало того что Нельсон прочесал все Средиземное море, он дошел и до Карибского моря, чем вспугнул французского адмирала-перестраховщика, и тот вернулся в Кадис, вместо того чтобы идти в Ла-Манш, как ему приказывал Наполеон. В сентябре Нельсон услышал новость о том, что франко-испанский флот уже в Кадисе, и тут же поспешил туда на корабле с оптимистичным названием «Виктория». Это была настоящая торпеда, которая неслась навстречу военному флоту Наполеона.
Теперь, когда перспектива решающего сражения не на жизнь, а на смерть стала очевидной, Нельсон как будто обрел душевный покой. Узнав о том, что французы наконец покинули Кадис и направились в Ла-Манш, а значит, стали уязвимы, адмирал приготовился к геройской гибели своего флота и обратился к морякам с просьбой написать прощальные письма домой, что сделал и сам. «Моя душа спокойна, — писал Нельсон, — и мне остается думать только о том, как уничтожить заклятого врага». Как только почтовый корабль отошел от «Виктории», на палубе появился встревоженный рулевой. Нельсон спросил, в чем дело. Узнав о том, что моряк не успел вложить в мешок с почтой свое письмо, адмирал тут же приказал вернуть корабль и добавил: «Кто знает, как сложится завтра его судьба. Его письмо должно отправиться вместе с остальными». Как и Наполеон, он был командиром, который понимал, что солдаты сражаются лучше, когда знают, что их уважают.
Нельсон сформулировал свой план сражения: приблизиться к франко-испанскому флоту под прямым углом и разорвать цепь вражеских судов. Это был нетрадиционный ход, в духе тактики, недавно примененной у берегов Египта, и он создавал определенный риск лично для Нельсона, ведь это его корабль должен был первым ввязаться в бой и принять на себя смертельный огонь французских пушек.
Но когда 21 октября 1805 года Нельсон начал сражение у мыса Трафальгар, в сорока километрах от Кадиса, его отличало поразительное спокойствие.
«Надо подбодрить флот сигналом», — объявил он и продиктовал обращение к морякам: «Нельсон верит, что каждый исполнит свой долг». Это был знак высокого доверия адмирала к своим воинам.
Когда офицер предложил сделать это обращение более официальным, от имени Англии, Нельсон согласился, но тут сигнальщик попросил разрешения заменить слово «верит» словом «ожидает», потому что его легче передать одним флажком. Нельсон поторопил сигнальщика: ему требовалось сделать еще несколько сообщений, прежде чем загрохочут пушки, так что его знаменитое обращение к флоту было передано в отредактированной версии.
Для «Виктории» пробил час тяжелых испытаний. Самое быстроходное судно английского флота, оно первым вступило в бой, в течение сорока минут принимая на себя огонь французского флагмана «Бюсантор» и не делая ни одного ответного выстрела. По военно-морской традиции Нельсон и его офицеры просто стояли на палубе, наблюдая за пушечными залпами, невзирая на куски раскаленного металла, которые летели прямо в них. Вести себя по-другому считалось бесчестным. Адъютант адмирала погиб, так же как его заместитель, но корабль упрямо шел вперед под изодранными парусами, с пробитой обшивкой и корчащимися от полученных ран матросами.
Впрочем, вскоре пришла очередь паниковать команде «Бюсантора», поскольку «Виктория» упорно шла прямым курсом. Французы знали, что, в отличие от их кораблей, где пушки стояли высоко с расчетом на стрельбу по верхним мачтам и уничтожение противника на расстоянии, Нельсон предпочитал расставлять пушки на нижней батарейной палубе, чтобы вести стрельбу с близкого расстояния, нанося огромные разрушения корпусу вражеского корабля.
И вот, как только «Виктория» подошла к корме «Бюсантора» — так близко, что едва не заскребла ноками своих реев о борт французского флагмана, — Нельсон отдал приказ открыть огонь. Наконец-то «Виктория» смогла продемонстрировать свою боевую мощь. Английские пушки были заряжены как обычными ядрами, так и сдвоенными зарядами и картечью. С расстояния всего несколько метров эта разнообразная коллекция снарядов обрушилась на батарейную палубу «Бюсантора» по всей ее длине. Есть сведения, что около 400 человек погибли при первом залпе, а это четвертая часть франко-испанских потерь в этой битве. Вильнёв уже догадывался, какая участь ожидает его флот.
Но Нельсон на этом не остановился. Приблизившись ко второму французскому кораблю, «Редутаблю», он и его расстрелял в упор. Завязалась адская битва на уничтожение, когда корабли буквально решетили друг друга снарядами, в то время как Нельсон и его правая рука, капитан сэр Томас Харди, обсуждали стратегию, не обращая внимания на то, что французские мушкетеры заняли огневые позиции чуть ли не у них над головой. Чтобы не быть стоячими мишенями, они лишь расхаживали взад-вперед вдоль дальнего борта своего корабля, хотя и там находились всего в пятнадцати — двадцати метрах от «Редутабля».
Как и следовало ожидать, мушкетная пуля настигла Нельсона, ударив его в плечо. Капитан Харди вдруг заметил, что разговаривает сам с собой, и, обернувшись, увидел, что Нельсон стоит на коленях, а потом вдруг падает на левый бок.
«Доктор, я ухожу», — сказал хирургу адмирал, когда его спустили в судовой лазарет, и на этот раз не ошибся. Пуля пробила легкое и раздробила позвоночник.
А яростная битва, в которую включились все британские корабли, продолжалась еще четыре часа, и Нельсон умер незадолго до того, как франко-испанский флот сдался. Как нас уверяют, перед самой кончиной он попросил лысого крепыша, сэра Томаса, поцеловать его, что тот и сделал, коснувшись губами исполосованного боевыми шрамами лба адмирала. Впрочем, вряд ли Нельсон напоследок сказал: «Поцелуй меня, Харди» — скорее всего, он просил пить, растирать ему грудь, дать воздуха. Но в силу объективных исторических причин для потомков оставили лишь фразу Нельсона, которую он повторял на хирургическом столе: «Слава богу, я исполнил свой долг».