Из засады город был виден как на ладони. Воины то и дело поглядывали в сторону Харлека в ожидании хоть какого-нибудь знака, сказавшего бы о том, что Ланселоту и его товарищам удалось раздразнить ютов, а быть может, даже освободить принца Горманта.
«Кто была эта рыжеволосая женщина? — гадал Марк. — а не Селли ли?» Возможно, цвет волос был всего лишь совпадением, ведь при этом друг к другу притягивались сходственные характеры, типы мышления. Н все же… Единственная женщина в составе отряда. «А как насчет того, что одна горячая голова могла притянуться к другой?» Меровий смотрел на город. Казалось, он почти не дышит. Быть может, он мог видеть сквозь крепостной вал, сквозь дымящиеся руины. А Марк не видел ровным счетом ничего.
Вдруг кто-то тихо тронул Марка за локоть. Это оказался Куга.
— Как он? — спросил сакс и указал на топор, который лежал на коленях у Марка. К его заточке Бланделл пока не приступал.
— О! Прости! Так это твой?
Куга кивнул, и Марк заработал точильным камнем.
— Тебе сказали тоже?
— Сказали?
— Нас предали. Так они думают. — Кута понизил голос и прошептал. — Я предавал, так они думают. А почему? Потому что сакс я, а саксов они не любят!
Косматые брови Куты сошлись на переносице, он сжал губы так, словно старался не дать волю разбушевавшимся эмоциям. Марк тут же ощутил себя виноватым. Он всегда испытывал такое точно чувство личной вины в подобных ситуациях — к примеру, когда пакистанцы шли маршем по улицам Лондона и требовали повышения заработной платы и отмены дискриминации. Виновен, виновен! Хотя сам никогда расистом не был и никогда не думал дурно ни о саксах, ни о пакистанцах.
— Ну… — протянул Марк. — Вы.., другие. Люди всегда боятся чужих. Так повелось еще со времен, когда племена приматов…
Тут Марк поймал себя на том, что несет сущую ерунду. Вряд ли Кута хоть краем уха мог слышать об учении Чарльза Дарвина. По останавливаться было уже поздно.
— Обезьяна нападает на любую другую обезьяну, которая кажется ей непохожей на сородичей, — поступая так, она полагает, что чужая обезьяна может навести на ее стаю хищников. Правда, вряд ли тут можно рассуждать о чем-либо подобном, ведь поблизости нет ни волков, ни крокодилов.
Кута продолжал — словно и не слышал естественнонаучной тирады:
— Я боюсь. Я, сакс, боюсь! Король Меровий посылает на смерть.
— О! Правда? — притворно удивился Марк. Разговор крайне неприятно приблизился к запретной теме.
— А меня при себе оставить хочет, не пускает.
— Не пускает тебя? Оставляет? — «Да, но сам-то король с каким отрядом собрался остаться, вот вопрос?» — подумал Марк.
Кута кивнул и молча сел рядом с Марком. Взгляд его был устремлен на город. Они ждали знака от великого человека, от Ланселота Озерного. «А вдруг будет он, этот сигнал, — думал Марк в тревоге, — а мы его не распознаем?» Он снова занялся топором Куты. Точильным бруском он работал плавно, осторожно, как его научил оружейник.
— Боюсь я с людьми своими разлучаться, — горько вздохнул Кута.
— А тебя с ними разлучают?
— С другим отрядом пойдут они. С большим. Король говорит, это будет главная атака — так он говорит.
«Ага, — догадался Марк, — стало быть, можно сделать следующие выводы:
1) Меровий ни за что на свете не скажет Куте правду, будучи уверенным, что предал его именно сакс.
2) Поэтому людей Куты Меровий определил в диверсионный отряд, а вовсе не в главную атакующую группу.
3) Следовательно, Кута и Меровий будут участвовать в захвате корабля.
«Логика проста, как апельсин», — решил Марк, ругая себя за то, что сам не догадался раньше, какой ход придумает Меровий.
— Ловушка, боюсь. Но люди мои! Увижу я их снова? Марк промолчал, покраснел. «Нет, — так и подмывало его ответить, — нет, ты больше никогда не увидишь их. Твои люди падут, когда юты пойдут в контрнападение, когда наступит всеобщее замешательство, когда они не среагируют на захват корабля».
Куга внимательно смотрел на Марка. Казалось, он уловил его душевное смятение. Сакс мягко коснулся руки Марка, сжал ее.
— Надо — стало быть, так как тому и быть. Будет нужно, я умру. Но мои люди, с ними что будет? Я за них отвечаю, я их матерям поклялся мечом своим, что постою за них.
Марк выронил точильный камень.
— Поклялся… Клятвы — это очень важно. Но порой.., даже при самых наилучших намерениях.., нельзя.., ты понимаешь меня?
— Понимаю — что?
— Порой нельзя сдержать клятву, какой бы искренней она ни была.
Вид у Куты стал обескураженный, но через пару мгновений смысл сказанного дошел до него.
— А! — тихо воскликнул он, помрачнел, спустил глаза. Марк украдкой глянул на сакса. Лицо его было бледнее луны.
— Гибель предстоит в великом бою, а гибель в бою почетна. Матерям моих воинов тяжко будет узнать об этом, но когда они поймут, что сыновья их пали геройской смертью, они утешатся. А.., корабли.., корабли нам так нужны, отчаянно нужны!
— У ютов — лошади, — напомнил саксу Марк. — Нам ни за что не обогнать их на суше. Кута покачал головой.
— У короля можно многому научиться. Очень многому. Он давно воюет по-римски. Как Цезарь! Я бы сто лет думал, а не додумался бы до такого!
— Я, увы, в стратегии ничего не смыслю, — вздохнул Марк. — И ничуть не погрешил против истины. N-мер-ное пространство он представлял себе без труда, но вот сталкивающиеся в битве два войска — никак не мог представить, как ни силился.
— Два острия, — сказал Кута. — Войска сойдутся, словно молот и наковальня. — И сакс стукнул друг о дружку кулаками. — Слава! Мы погибнем смертью героев!
— Но в атаку пойдет только один отряд, — возразил Марк. — Второй будет только отвлекать врагов, а потом им нужно будет убежать. Если получится. — Марк сам поразился тому, с какой горечью произнес последние слова. Столько людей будет фактически брошено на съедение волкам, и при мысли об этом у Марка сердце разрывалось. «Нет, молчи! — приказал он себе. — Ничего не говори! Пусть никто не узнает о том, каково тебе, иначе рано или поздно это будет использовано против тебя! Скорее, рано, чем поздно…»
— Что? — прошептал Кута, и тут же повторил вопрос громогласно. — Что?!
Бланделл отшатнулся, напуганный таким взрывом эмоций.
— Меня? Меня послать, только чтобы отвлечь врагов? О, Доннер Громовержец, о небо! Это меня хотят заставить бежать с поля боя?
Физиономия у Куты побагровела, и он стал чем-то похож на полковника Купера, только сейчас Марк боялся не за то, что Кугу хватит инсульт, а что удар, и отнюдь не апоплексический, обрушится на него самого.
— Нет! Ты не правильно понял! Не ты будешь послан! Не ты, а твои люди! Это они будут должны отвлечь ютов, а потом убежать!