Мы недооцениваем своих собратьев, потому что мы недооцениваем самих себя. Они — мы — способны на гораздо большее, чем кажется. Многие из нас в состоянии ответить на самые темные вопросы жизни. Мы просто не знаем, сможем ли найти ответ на загадку, пока нам ее не загадают.
Трагедия произойдет. Антуанетт Коринф не будет признана виновной.
Малл Стэндиш не отступается от своего намерения завоевать расположение детей, и Готорн и Уолдо понемногу сдаются. По мере того как сменяющиеся циклы их пиратского существования складываются в год жизни, а затем в два года, их добродушное подтрунивание над ним приобретает черты настоящей привязанности. Жесты любви обнаруживают себя: рука на плече, игривый сыновний щипок за щеку, переходящий в быстрое поглаживание кончиками пальцев. Зов крови сближает их. Наступает день, когда один из них, Уолдо, — конечно же, наименее защищенный из двух — случайно называет Стэндиша «папа», и, несмотря на то что Готорн еще долго потом уничтожает его насмешками за это непроизвольно вырвавшееся слово, Стэндиш тронут до слез. Да и Готорн вовсе не сердится. «Папа» кажется вполне подходящим словом даже для него. После всех этих долгих лет.
Невзгоды тоже, разумеется, играют в этом свою роль. Вступают в силу законы, заставляющие свернуть пиратскую деятельность. Непогода, когда-то разгромившая и превратившая в обломки Непобедимую армаду, столь же безжалостна и к пиратскому флоту Стэндиша. Это старые и дыряввые посудины. Побитые штормами, они угрожают пойти ко дну. Возникают проблемы со страховкой. Корабли, вне всякого сомнения, ненадежны.
Появилась новая наземная радиостанция «Радио-1». Она переманивает самых талантливых дикторов Стэндиша. Его корабли один за другим прикрывают свою лавочку. Вскоре остается лишь «Радио Фредди» — первым начавшее трансляцию и последним прекратившее ее.
Ржавеющая «Фредерика» знает, что дни ее сочтены.
«Ритм-центр», первая группа Ормуса, имела определенный успех и попала в списки первых пятидесяти групп, но шансов подняться выше, хотя бы до первых сорока, у нее не было. В какой-то мере ее неспособность совершить прорыв объясняется тем, что группа не играет в клубах, ведь Стэндиш убежден, что клубная аудитория «не поведется» на них. Его стратегия — таинственность, создание культа, невидимый глазу рост популярности. Дело затруднено еще и тем, что записывает их малоизвестная маленькая компания «Мэйфлауэр», арендуемая Стэндишем на основе франшизы. Отсюда все проблемы с дистрибьюторами, ограниченный бюджет для раскрутки. Сообщается о смерти американского диджея Алана Фрида, — пьянство преждевременно свело его в могилу, но он успел дать жизнь новому слову «платиола» — «плати» плюс «Виктрола». Фрид умер, но практика взяток, которые нужно давать, чтобы ваши записи проиграли на радио, жива. Малл Стэндиш, может, и богат, но до крупных воротил этого бизнеса ему далеко. Его пираты согласны крутить сорокопятки «Ритм-центра», но другие — нет. А Би-би-си… Еще никто не сумел доказать, что Би-би-си подвержена коррупции, но и в их плей-листе Ормуса нет. Несмотря на его заметный успех. Би-би-си сама принимает решения, она не идет на поводу у толпы. Что? Они должны позволить детям решать, что пойдет в эфир? Ради бога!
За пределами Англии — нечего и мечтать, шансы нулевые. Даром никто тебя крутить не будет. Вина в Америке, а голос Ормуса застрял в ловушке на другой стороне Атлантики. Она не слышит его призывов.
Настоящая проблема заключена в самих песнях. Что-то не сходится при их написании. В Ормусе живет слишком много людей, в нем поселилась целая группа музыкантов; они играют на разных инструментах, создают разную музыку, и он еще не понял, как ими управлять: он то влюбленный, тоскующий по утраченной любви, с замиранием сердца взывающий к Вине в ночной тьме Северного моря; то он сомнамбула, которая следует за своим умершим братом-близнецом, внимает его песням будущего, а иногда — обыкновенный рок-н-ролльщик, влюбленный в колотящийся, как сердце, бит; или озорной комик, пишущий иронические оды хлебу в стиле псевдокантри; а то и негодующий моралист — он в пух и прах разносит безмозглый век, его лживость, пьяную тягу к самоуничтожению; и наконец, невольный провидец, узревший фрагменты другой вселенной, которые он предпочел бы никогда не видеть.
Он еще не понял, как сделать так, чтобы это разнообразие увеличивало мощь воздействия, а не рассыпалось на слабые мелкие кусочки. Как свести в песне все эти многочисленные «я» в единое многоликое целое. Чтобы получилась не какофония, а оркестр, хор, ослепительное многоголосие. Он переживает, как и Стэндиш, из-за того, что уже немолод; он еще не понял, что не в этом дело, что это вообще не имеет значения. Короче говоря, он все еще пытается найти тот единственный, истинный путь. Все еще ищет твердую почву под ногами, ядро своего творчества.
Решающие перемены наступают, как известно всем преданным фанатам Ормуса, в середине 1967 года. Все происходит на студии звукозаписи в Бейсуотер, где-то на задворках, за универмагом «Уайтлиз». Едва ли нужно напоминать хорошо известную всем историю о том, как была записана песня Ормуса Камы «It Shouldn't Be This Way» и что потребовалось долгих три года, чтобы обеспечить ее коммерческий выпуск. Эта версия событий вполне правдива, и даже если бы это было иначе, стоит последовать совету редактора газеты «Дикий Запад».
Если факты расходятся с легендой, печатайте легенду.
Малл Стэндиш ждет у пульта микширования, появляется мрачный Ормус: «О'кей, я готов, — заявляет он. — Музыкантов гони». Стэндиш весь напрягается. «Что, всех?» — с замиранием сердца спрашивает он. «Всех до единого, — отвечает Ормус, рухнув на мягкий угловой диван и закрыв глаза. — Разбудишь меня, когда они уйдут», — добавляет он.
Теперь «Ритм-центр» — это Ормус, и только Ормус. В студии он один на один с гитарами, клавишными, барабанами, трубами, деревянными духовыми инструментами, контрабасом и первой версией синтезатора «Моог». Он садится за барабаны и начинает играть.
«Ты что, собираешься играть на всех инструментах? — осведомляется звукооператор. — И что мне с этим делать? У меня здесь всего четыре дорожки».
(Кто ты такой? — хочет сказать он. Мы живем в реальном мире, парень; шестнадцать, тридцать две, сорок восемь дорожек — это всё фантазии, это будущее, а здесь передо мною пульт микширования, а вовсе не машина времени.)
«Просто придется сводить дорожки по ходу дела», — огрызается Ормус. На него как будто что-то нашло сегодня. Не стоит с ним спорить. «Будем сводить, — говорит аудиоинженер. — Договорились, почему бы нет».
Дорожки сводят в одну, если нужны свободные. Две из них объединяют и переносят микшированный звук на третью. Затем можно снова использовать первые две, чтобы записать еще две части музыки и свести их на четвертой, свободной, дорожке. Таким образом получается два трека, на каждом из которых записаны миксы с двух других. Если нужно записать еще несколько частей, можно соединить эти два трека в один, и получится одна запись с миксом из четырех частей и еще три свободные дорожки.
И так далее.
Проблема в том, что после этого разделить дорожки уже невозможно. Полученный микс — окончательный вариант. Нельзя разделить музыку на части и продолжать работать с записью. По ходу дела приходится принимать окончательные и бесповоротные решения. Это прямой путь к катастрофе, если, конечно, тот, кто этим занимается, не гений.