В своей огромной круглой кровати в своем Бель–Зарском особняке зашевелился, проснувшись, Вес Ричер. Он протянул руку, чтобы коснуться прохладной коричневой плоти Соланж. Его пальцы сомкнулись, чувствую лишь ткань простыни в том месте, где Соланж должна была быть. Он открыл глаза и повел плечами, вздрогнув – свет просачивался в спальню сквозь плотные бежевые шторы, но был достаточно ярок, чтобы шокировать его оптические нервы. Он рухнул на спину, прижав к глазам ладони, ожидая, пока минует первая волна жуткой головной боли.
– Соланж! – позвал он, и звук собственного голоса болезненно запульсировал в барабанный перепонках. Ответа не было, и наконец Вес уселся на краю постели.
– Соланж – снова, уже с раздражением позвал он. – “Черт побери! Где она может быть?” – подумал он. Сознание и восприятие были затуманены смешанным ароматом марихуаны и жасминовой эссенции, с хорошей ледяной струей кокаина вдобавок. “Как прошло шоу? – подумал он вдруг. – Как я смотрелся?” Вес встал и с трудом натянул халат.
Когда он вошел в гостиную и огляделся по сторонам, он громко выругался. Он увидел окончательно испорченный ковер, испещренный безобразными шрамами, кофейный столик красного дерева, пустые чаши, которые за вчерашнюю ночь наполнялись до краев раз пять по крайней мере, серебряные кокаиновые подносы, очищенные до блеска, блестящие на ковре осколки стекла, а между ними прожженые дыры, окурки, пятна–следы острых дамских каблуков – и эти же следы – Бог мой! – на крышке рояля,– и… “А, к чертям”! – подумал он. Разгром был полный и окончательный.
И посреди всего этого разгрома сидела Соланж в своем длинном белом халате с низким вырезом, чтобы хорошо были видны плавные мягкие выпуклости смуглых грудей. Она сидела на софе, скрестив плотно на груди руки, словно ей было холодно. Она смотрела на планшет для Оуйи.
– Привет, доброе утро,– сказал Вес и усадил свое непослушное тело на стул. Секунду спустя он поднялся, чтобы убрать с сиденья набитую доверху пепельницу. На сиденье остался пепельный след.
– Боже! – тихо пробормотал он, оглядевшись по сторонам. – Если бы меня только видели сейчас парни из Димино–клуба! Как они говорят… – Он увидел, что Соланж не обращает на него внимания – глаза ее были сосредоточены на точке в центре планшета. – Я не слышал, как ты поднялась. Сколько сейчас времени?
Соланж мигнула, поняла голову, посмотрела на него, словно только сейчас заметила, что он вошел в комнату.
– Вес,– сказала она. – Я… я… Уже давно не сплю. Я не могла спать с самого восхода. – Она посмотрела на него, потом сочувственно улыбнулась. – У тебя такой вид, словно кто–то наложил злобное проклятие.
– Что такое?
– Злобное проклятье. Очень сильное.
Соланж слегка нахмурилась, снова повернулась к доске. Потом подняла пластиковую пластинку и провела по ее нижней плоскости пальцем.
– Лучше не трогай эту дрянь,– сказал Вес. – Вдруг укусит. А Мартину я набью задницу, как только поймаю. Эта дрянь чуть мне глаз не выколола!
Она положила планшетку на место.
– О чем ты, Вес? Ты думаешь, что это Мартин управлял всем, что произошло здесь прошлым вечером?
– Конечно! Я видел, я следил за его руками! Это он столкнул эту штуку с доски!
Когда Соланж ничего не ответила, он подошел к окну и посмотрел вниз, в бассейн. Там плавал полотняный шезлонг в желтую и зеленую полоску. У дальнего края прибилась к борту стайка пустых жестянок.
– Ну, ладно,– сказал он наконец. – Тишина эта мне знакома. О чем ты думаешь?
– Это сделал не Мартин,– сказала она. – Он не имел власти над происходящим так же, как и я. Нами руководило что–то очень сильное и дикое…
– Ах, перестань! Послушай, я могу слушать эту магическую ересь, когда вокруг гости, но сейчас мы ведь одни, и я хочу, чтобы ты позабыла о существовании мира духов.
– Ты мне не веришь? – холодно спросила Соланж.
– Не–а.
– А Богу ты молишься?
Он повернулся, глядя на нее:
– Да. Но это ведь совсем другое дело.
– Разве? Подумай еще раз. Вспомни, ты играл в покер, ставки были высоки, это было в Лас–Вегасе, в “Хилтоне”, девять месяцев тому назад. Ты играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
– Я помню.
– Ты помнишь последнюю сдачу? Ты закрыл на секунду глаза и только потом взял последнюю карту. Какому духу молился ты тогда?
– Я… я попросил удачу у Леди Лак, чтобы она послала мне туза. Это совсем не дух.
Соланж слегка усмехнулась, ноздри ее трепетали:
– А я говорю, что это одно и то же. Все божки – это духи, а все суеверия переходят в поклонение божкам. Да–да, Вес, поверь мне. – Она снова посмотрела на доску. – Ты ведь видел. Ты читал слова.
– Какие слова? Это была чушь.
– Это было послание,– тихо сказала Соланж. Она вздрогнула и посмотрела на Веса. – Духи взволнованы, Вес. Вокруг нас повисла в воздухе жуткая, страшная тайна. Если бы у тебя в жилах текла кровь банту, ты бы почувствовал ее судорожные вибрации, почувствовал бы запах, словно вонь уксуса. Духам известны все загадки, они прозревают будущее и пытаются предохранить нас от ошибок, если только мы в состоянии слушать, что говорят нам они. – Вес усмехнулся, и в глазах Соланж загорелись сердитые искры гнева. – Я никогда не ощущала такой энергии, как та, что ворвалась в эту комнату вчерашней ночью! Все доброжелательные голоса духов были просто заглушены. Эта энергия отмела в сторону дружественных духов, словно мух! Именно эта сила вывела последнее сообщение, и именно она управляла планшеткой, когда та прыгнула.
– Прекрати! – потребовал вдруг Вес.
Лицо Соланж окаменело. Несколько секунд она смотрела на него своими, как иногда называл их Вес, “расплавленного эбена” глазами, потом грациозно поднялась.
– Я не хотела тебя расстроить.
– Я и не расстроился.
–… Но я хотела, чтобы ты знал правду!
– Ради Бога, перестань же!
– … о том, что произошло прошлой ночью. Я с о о б щ и л а тебе эту правду, я сделала то, что должна была сделать.
– И правда сделает нас свободными. – Вес широко улыбнулся. – Что–то подобное я слышал и раньше.
– Вес! – Теперь в ее голосе слышалось предельное напряжение. – Ты можешь шутить на сцене, с другими людьми, можешь корчить рожи, менять голос, и пусть они думают, что ты живешь, чтобы дать им минуту смеха. Но не надевай на себя маску передо мной! Иногда наступает конец всем шуткам. Смех умирает. И тебе приходится смотреть на мир без фальшивых очков, смотреть на мир в таком виде, в каком он существует на самом деле.
– О каком мире ты говоришь, милая моя? О пристанище астральных духов, я так понимаю?
Соланж уже отвернулась. Она пересекла жилую комнату, полы халата то обвивали ее ноги, то разлетались в стороны, и исчезла в дальнем коридоре. Он услышал слабый звук затворившейся двери. “Вот в чем ее проблема! Не понимает шуток”,– подумал он. Вес встал, пересек гостиную и через короткий коридор вышел на кухню, где с полок сверкали медные кухонные принадлежности, а стены украшали африканские маски и резьба по дереву. Он нашел картонку с апельсиновым соком в холодильнике и снял несколько пластиковых капсул с витаминной полки в шкафу. Проглатывая завтрак, он почувствовал, что сердце его бьется слишком сильно. Он вспомнил, как метнулась к его лицу белая пластиковая планшетка, и он понимал, что Мартин Блю ни коим образом не мог быть тому причиной. Он просто не мог заставить эту планшетку лететь так далеко и с такой силой – щелчком пальца этого не сделаешь. “Он сам, поганец, был перепуган до смерти. Что же это было тогда? Духи, как говорит Соланж? Нет, это все чушь! Стоит только Соланж войти во вкус, она в самом деле может кому угодно забить баки, и слова еще какие знает – сантерия, бруйерия, нкиси, мауто”. Однажды он заглянул в резной ящик, который она держала под кроватью. Там находилась забавная коллекция из петушиных перьев, морских раковин, черных и красных свечек, белых кусков коралла и нескольких непонятных железных гвоздей, обмотанных проволокой. Вес равнодушно относился к верованиям Соланж, но провел пограничную черту два месяца назад, когда Соланж хотела повесить веточки, перевязанные красной лентой, за каждую дверь в доме.