— Невероятно, невероятно… О, если только это станет известно…
Комиссар самоуверенно посмеивается сквозь зубы. Самоуверенно и пренебрежительно по отношению к чьей-то способности узнавать такое.
— Не станет.
— А этот офицер продолжает сотрудничать с вами?
— Пока — да.
— Как же вам, черт возьми, удалось уговорить его?
Тисон окидывает собеседника особым полицейским взором:
— Благодаря моему природному обаянию.
И ставит черную фигурку на место, рядом с другими. Барруль глядит на него с интересом.
— Вы помните, я рассказывал вам о Лапласе и теории вероятности? — говорит он наконец. — Так вот, этим вопросом занимался еще один математик по фамилии Кондорсе.
— Такого не знаю.
— Это неважно. Он опубликовал книгу… ее я вам дать не могу — у самого нет… Называется «Размышления о методе определения возможностей грядущих событий…» По-французски, разумеется. И там вот ставятся такие вопросы: если событие сколько-то раз происходило в прошлом, а сколько-то — не происходило, какова вероятность того, что оно повторится?
Комиссар, только что доставший из кармана свой кожаный портсигар, подается вперед и, точно по секрету, произносит, а верней, декламирует:
— Природные явления почти постоянны, когда рассматриваемы во множестве… Ну-с, профессор, как я вам?
— Браво! — Желтоватые лошадиные зубы обнажаются в восхищенной улыбке. — Да вы просто диамант, комиссар! Вернее, неотшлифованный алмаз!
Тисон, улыбнувшись в ответ, откидывается на спинку стула:
— Приложить старание — и ослы затанцуют. И я — вместе с ними… А как вы полагаете — можно раздобыть в Кадисе эту книгу?
— Постараюсь, хоть это и нелегко. Я-то читал ее много лет назад, у своего мадридского приятеля. Впрочем, вероятность — это одно, а непреложность — совсем другое. От одного до другого — долгий путь… Долгий и опасный, если по нему ведет воображение, а не метод.
Отмахнувшись от предложенной сигары, он достает из жилетного кармана табакерку.
— Во всяком случае, понимаю вашу алчность… Хоть и не уверен, что теория в таком количестве… Поймите, это может привести к обратным результатам, оказаться непродуктивным. Сами знаете — избыток эрудиции душит свежую идею.
Он замолкает на несколько секунд, покуда берет щепотку, подносит к ноздрям и сильно втягивает. Прочихавшись и высморкавшись, глядит на Тисона с любопытством:
— Жаль, жаль, что он ускользнул от вас тогда… Так вы думаете — заподозрил ловушку?
Комиссар убежденно качает головой:
— Наверняка нет. Все это вышло так, что могло показаться случайностью. Если злодей орудует на улице, он готов к тому, что рано или поздно кто-то помешает ему. Рано или поздно, но — непременно. Вопрос времени.
— Тем не менее с того дня на Кадис падали бомбы. Правда, в других кварталах. Были жертвы.
— Это уж не мое дело. Проходит не по моему департаменту.
Профессор снова окидывает его задумчивым взглядом. Анализирует, можно сказать.
— Так или иначе, назвать вас полностью невиновным нельзя. Уже нельзя.
— Надеюсь, вы не преступления имеете в виду?
— Боже упаси! Я говорю о той сверхчувствительности, которая позволяет вам — или заставляет вас — иметь какие-то представления и воззрения, совпадающие с теми, что есть у нашего злодея. О вашем странном сходстве.
— Родство преступных душ?
— Да перестаньте вы, ей-богу! Как ужасно это звучит!
— Однако сами вы думаете именно так.
Барруль, молча подумав, сообщает, что нет, не думает. По крайней мере, не совсем так Он полагает — благо это научно доказано, — что между отдельными живыми существами или между ними и Природой существуют некие узы, не поддающиеся рациональному постижению. Проводились опыты и с животными, и с людьми. И вероятно, это могло бы объяснить и действия преступника, убивающего до того, как упадут бомбы, и прозрения комиссара относительно намерений злодея и тех мест, где он действует.
— Чтение мыслей на расстоянии? Магнетизм и прочее в том же роде?
Барруль кивает так яростно, что разлетается его седеющая грива.
— Вот именно! В том же роде.
Хозяин «Коррео» в очередной раз выглянул в патио поглядеть, ушли наконец или нет. Пора, говорит профессор. Не стоит дожидаться, пока Селис наберется храбрости и выставит нас. Комиссар, вы обязаны служить своим согражданам примером законопослушания. Тисон неохотно поднимается со стула, берет белую шляпу из индейского тростника и палку и направляется к дверям следом за профессором, продолжающим развивать свою теорию. Я сам, рассказывает тот, знавал двоих братьев, до такой степени остро чувствовавших друг друга, что когда один жаловался на недомогание, у второго тотчас проявлялись те же симптомы. Вспоминает и некую даму, на теле у которой появились раны в тот самый день и час, когда ее подруга, находившаяся на расстоянии в несколько лиг, пострадала в каком-то происшествии у себя дома. Он уверен, что и Тисону приходилось видеть во сне события, случавшиеся много позже, или попадать в ситуации, казавшиеся точнейшим повторением однажды уже прожитых.
— Есть у нашего мозга такие закоулки, — продолжает он, — куда еще не проникали ни традиционный разум, ни наука. Я ведь не утверждаю, будто вы установили незримую нечувствительную связь с душой злоумышленника, перекинули мост к его разуму… Вовсе нет. Я говорю, что неведомым мне способом вы сумели проникнуть на его территорию. В сферу его чувствований. И это позволяет вам ощущать то, что всем нам недоступно.
Они медленно идут в сторону улицы Санто-Кристо. Идут в потемках — только лунный блеск дрожит на плоских крышах и выбеленных дозорных вышках у них над головами.
— Если это все так, профессор, если мои чувствования и ощущения и вправду построили бы такой мост… то… Ну, в общем… Это значит, что я по натуре сам склонен к этому…
— К преступлению? Не думаю.
Барруль делает еще несколько шагов в молчании. Потом ворчит, отметая мнение комиссара. Или пытаясь это сделать.
— Ну, если начистоту… Не знаю! Скорей тут следует говорить о способности ощущать ужас… Те бездны, что разверзаются в душах человеческих… Да хоть в моей собственной, к примеру. Вы не раз замечали за мной — да и я сам это знаю отменно хорошо, — что за шахматной доской превращаюсь в весьма неприятного субъекта. Во мне пробуждается даже какая-то жестокость.
— Свирепость, если позволите.
— Позволяю, — слышен во мраке хохот Барруля.
В тишине слышатся шаги. Комиссар и профессор размышляют каждый о своем.
— Но от этого до засеченных насмерть девочек — дистанция немалая, — замечает Тисон.
— Ну разумеется. И вы, я надеюсь, до такого не дойдете. Но вы уже больше года одержимы этим. Да-да, я понимаю… Профессиональный интерес. И еще — хоть это и не мое дело — личный.