– Нам нужны одеяла для него, мама. Ты не принесешь из дома пару одеял?

Она моргнула, вытерла руки о бока и покачала головой.

– Нету… одеял. Не буду… чтобы мои хорошие одеяла были все в крови.

– Иди и принеси! – сказал ей Нью. – Скорей! – В его зеленых глазах была ярость. Майра хотела еще что-то возразить, но слова застряли у нее в горле. Одеяла, подумала она. Одеяла, здесь нужны одеяла. Ей внезапно показалось, что принести из хибары одеяла, чтобы накрыть ими старика, было ее единственным предназначением. Она не могла думать ни о чем, кроме одеял. Во всем мире для нее были важны только одеяла.

– Быстрее, – сказал ей Нью.

Она побежала.

Нью потер пульсирующую на левом виске, прямо над ухом, жилку. Все его тело было напряжено. Он сформировал в своем сознании образ матери, делающей то, что он ей сказал. Точно так же он строил сверкающую голубую стену из камней, которая защищала его от Жадного Желудка. После короткой заминки она подчинилась его мысленным командам. Он понял, что это другой элемент магии, которая открылась ему в той яме с ножом. Он мысленно командовал матерью, и это было просто – так же просто, как пугать воробьев, зная, что они улетят.

Какая бы магия в нем ни была – белая или черная, – но она становилась сильнее.

Пантера могла оторвать старику голову, если бы я не напал на нее с палкой, подумал он. Он поднял палку и внимательно ее осмотрел. От нее пахло серой. Что это была за палка, выглядевшая, как старый сук на краю дороги, но способная извергать огонь?

Магия. В нем была магия, и в Короле Горы тоже. В Жадном Желудке, в Страшиле, да и в Лоджии тоже была магия, но другой природы. Его сон был таким реальным! Если бы его не остановили, мог ли он, как кучер в черном, который был на мосту, отвести грузовик прямо в Лоджию?

Король Горы зашевелился.

– Нью, – хрипло прошептал он. Ему с трудом удавалось выговаривать слова, а его израненная голова лежала в луже крови. – Не… дай им победить… – Его слабый голос сорвался, а взгляд единственного глаза стал пустым.

Прибежала Майра, держа в руках три тонких одеяла.

В его сознание снова проникал шелковый голос. Он шел ниоткуда и отовсюду и звучал громче, чем когда-либо раньше, звучал более уверенно и с большей настойчивостью.

– Иди домой…

Он знал, что кто-то в Лоджии пытается им управлять. Точно так же, как он только что с легкостью заставил мать сходить за одеялами.

– Иди домой…

Он взял у Майры одеяла и быстро накрыл ими тело старика. Ее задание было выполнено, и она освободилась. В ошеломлении она пятилась назад. Нью положил палку рядом со стариком и закрыл борт грузовика.

– Садись в грузовик, мама. Мы едем вниз.

– С ним… все кончено, Нью. Нет… никакого смысла…

– Садись в грузовик.

Не говоря ни слова, она повиновалась. Когда Нью сел за руль, Майра уставилась вперед, обхватив себя руками, чтобы согреться. Нью завел мотор и тронулся с места.

– Нью…

В голове Нью то возникал, то угасал этот голос. Мальчик не знал, долго ли он еще сможет сопротивляться его искушению. Но одну вещь он знал наверняка: он открыл в себе новый пласт силы, который был даже мощнее, чем предыдущий. Теперь поднимать в воздух ножи казалось ему детской забавой. Он обнаружил, что способен делать то, о чем не мог раньше даже мечтать, и ему это нравилось. Чрезвычайно нравилось.

Когда они спустились с Бриатопа, он взглянул на мать и мысленно приказал ей сложить руки на коленях. Просто для того, чтобы посмотреть, получится или нет.

Когда он снова посмотрел на нее, она сделала то, что он хотел.

Вот только руки ее были сложены как на молитве. Лицо Майры напоминало белую маску, но усталые глаза испуганно блестели.

31

В янтарном свете дюжины свечей, воткнутых в канделябры библиотеки, Рикс методично просматривал документы Эшеров. Книги, письма и альбомы с фотографиями громоздились на столе. Он открыл заплесневелый том и увидел, что это гроссбух. Записи в нем были сделаны твердым четким почерком. Там значились даты с 1851 по 1852 годы и суммы денег, выплаченных различным кредиторам. Брюстонские пороховые мастерские получили двадцать тысяч долларов. «Урии Хинду и Компании» было выплачено пятнадцать тысяч долларов. Хоупвелльский литейный завод получил от Хадсона Эшера десять тысяч долларов. Записи продолжались целые плотно исписанные листы.

Рикс чувствовал себя выбитым из колеи, в глазах поплыло.

– Проклятие! – тихо сказал он и положил голову на стол, дожидаясь, чтобы дурнота прошла. Он был все еще слаб после приступа и большую часть дня провел в постели. Мать забыла или по меньшей мере простила его вспышку. Она велела Кэсс подать ему обед в постель.

Но не только приступ поверг его в глубокую депрессию. Свою роль сыграло и то, что он нашел в Тихой Комнате Кэт, тот предмет, который сейчас лежал под его кроватью. Смертельно устав, он предпочел оставаться весь обед в своей комнате, чтобы не смотреть в глаза сестре.

Что случилось с семьей, спрашивал себя Рикс, какие еще глубины зла могут тут обнаружится? Планы Буна по устройству на территории Эшеров парка развлечений с уродцами были отвратительны, но, так или иначе, это было вполне в духе Буна. Однако то, чем занималась Кэт, было абсолютно неожиданным. Боже мой, думал Рикс. Конечно же, Уолен об этом не знает! Если он пронюхал, Боже, помоги Кэт!

Рикс вернулся к работе. Исследование остатков прошлой жизни казалось теперь единственным, что могло отвлечь его сознание от настоящего. Рикс просматривал записи, отмечая особенно крупные выплаты. Несколько раз напротив различных сумм ему встретился пороховой завод. К несчастью для Хоупвелла, Хадсон обращался к нескольким литейным заводам. Даже жалование слуг было здесь записано до единого пенни.

Но на шестом упоминании «Урии Хинда и Компании» Рикс остановился. Сумма была всегда одна и та же – пятнадцать тысяч долларов. Приличная сумма, даже пороховому заводу Хадсон платил меньше. Что продавала ему эта компания, гадал Рикс. Не было ни каких записей о том, какого рода делами занимались «Урия Хинд и Компания».

Он дошел до конца гроссбуха. «Урии Хинду и Компании» было выплачено девять раз по пятнадцать тысяч долларов. Это была единственная компания, упоминавшаяся так часто. Но что бы она ни продавала Хадсону, это затерялось в прошлом. Рикс отложил книгу в сторону и начал копаться в другом ящике.

Он развернул старую и хрупкую газету, которая разваливалась на куски, даже когда он мягко ее приподнимал. Это был номер «Сент-Луис джорнэл», датированный десятым октября 1871 года. Заголовок жирными черными буквами провозглашал: «СОТНИ ПОГИБШИХ В ЧИКАГСКОМ ПОЖАРЕ». И под ним мелкими буквами: «От огня погиб каждый десятый в городе. Интервью с уцелевшими. Неполный список разрушенных домов и учреждений.»