Лазарев заворчал:
– Да ты что, смеешься что ли?
– Нет. Наверняка ведь охрана меняется, ворота открываются для въезда и выезда, или можно прокопать туннель. Здесь что, никто не ведет подготовку к побегу? Разве никто отсюда не пытался вырвать– ся?
– Нет,– сказал Лазарев.– Люди здесь счастливы, если могут просто ходить, а не только бегать или только ползать. Здесь никто не ведет подготовку к побегу, потому что побег невозможен. Теперь: выкинь все это из головы, пока совсем не рехнулся.
– Должен быть способ вырваться,– настаивал Майкл. В голосе Лаза– рева он слышал только безнадежность.– Сколько здесь пленных?
– Точно не знаю. В мужском лагере, должно быть, тысяч сорок. Еще тысяч двадцать в женском. Конечно, люди все время прибывают и убыва– ют. Каждый день прибывает поезд с новым пополнением.
Майкл был поражен. По самым осторожным оценкам – около шестиде– сяти тысяч.
– А сколько охранников?
– Трудно сказать. Семьсот или восемьсот, а может – тысяча.
– Охраны меньше, чем один к шестидесяти? И никто не пытался убе– жать?
– Галатинов,– устало сказал русский, как будто говорил с непо– седливым ребенком,– я не встречал еще такого человека, кто мог бы обогнать пулю из пулемета. Или такого, кто бы рискнул попытаться сде– лать это. И еще у охраны есть собаки: доберманы. Я видел, что их зубы делают с человеческой плотью, и скажу тебе, выглядит это очень непри– ятно. И если, благодаря сверхъестественному чуду, пленному все-таки удастся вырваться из Фалькенхаузена, куда бежать этому бедолаге? Мы – в сердце Германии. Здесь все дороги ведут в Берлин.– Он отполз на не– сколько футов и пристроился спиной к стене.– Для тебя и меня война уже закончилась,– спокойно сказал он.– Так что пусть она идет без нас.
– Да будь я проклят, если она для меня закончилась,– сказал ему Майкл, внутри него все кричало.
О течении времени судить было трудно. Прошел еще один или два часа, и Майкл заметил, что пленные забеспокоились. Вскоре после этого он услышал звуки открывавшейся ближней к их конуре двери. Пленные поднялись на колени, дрожа от возбуждения. Потом отперли дверь в их конуру, она распахнулась, чтобы впустить лучики света.
К ним была брошена маленькая буханка черного хлеба с прожилками зеленой плесени. Пленные кинулись за ней, стали отрывать от нее кус– ки.
– Несите ваш бачок,– сказал один из солдат, стоявших в коридоре.
Лазарев прополз вперед, держа в руке серый бачок. Когда-то он был дюжим мужчиной, но теперь плоть обтянула его крупные кости. Тем– но-бурые волосы спадали ему на плечи, в бороду набилось сено и грязь. Ткани лица плотно обтягивали выступающие вперед скулы, а глаза пре– вратились в мрачные впадины на бледной коже. Его нос, крупный носище, который мог заставить Сирано снять перед ним шляпу, был в крови, за– пекшейся вокруг ноздрей, благодаря удару Майкла. Он глянул на Майкла, когда проползал мимо него, и Майкл отшатнулся. У Лазарева были глаза мертвого человека.
Русский погрузил бачок в ведро с грязной водой. Потом вытащил его, наполненным до краев. Ведро убрали, дверь конуры с треском за– хлопнулась – звук показался Майклу крайне неприятным – и железная за– движка вернулась на место. Открылась следующая по коридору конура.
– Время жратвы,– сказал Лазарев, когда опять проползал мимо Май– кла.– Каждый получает порцию пойла из бачка. Эй, вы, сволочи! Оставь– те что-нибудь моему другу! – Раздался шум быстрой и решительной борь– бы, а затем Лазарев коснулся руки Майкла.– Вот.– Он положил кусочек мокрого хлеба ему в руку.– Этот чертов француз старается всегда за– грабастать больше, чем ему полагается. Здесь тебе нужно всегда поспе– шать, если хочешь получить что-нибудь получше, чем корки.
Майкл устроился спиной на грубых камнях и стал жевать хлеб. Он уставился в пустоту. Глаза у него щипало. Из них текли слезы и ползли по щекам, но по кому они были, он не знал.
Опять взвизгнула железная задвижка.
Майкл тут же сел на четвереньки, вырванный из кошмара с трубами, черный дым из которых заволакивал землю. Открылась дверь.
– Выставьте девушку! – скомандовал один из трех солдат, стоявших там.
– Пожалуйста,– сказал Лазарев хриплым спросонья голосом.– Пожа– луйста, оставьте ее в покое. Разве она не страдала…
– Выставьте девушку! – повторил солдат.
Девушка проснулась и дрожала в своем углу. Она издавала тихие хныкающие звуки, как попавший в ловушку заяц.
Майкл дошел до того предела унижения, который мог выносить. Он скорчился перед дверью, сверкая зелеными глазами над отросшей черной бородой.
– Если вы так сильно ее хотите,– сказал он по-немецки,– тогда войдите и заберите ее.
Был взведен затвор винтовки. Ствол уперся в него.
– Пошел прочь, ты, сброд.
– Галатинов,– налетел на него Лазарев.– Ты что, с ума сошел?
Майкл остался на месте.
– Входите, сучьи дети. Трое на одного. Чего ждете? – Он зао– рал: – Давайте!
Ни один из немцев приглашение не принял. Они не станут стрелять в него, понял Майкл, потому что Блок и Кролль с ним еще не оконча– тельно разобрались. Один из солдат набрал слюны и плюнул в Майкла, а затем дверь с треском захлопнулась и опять была заперта.
– Х**вое дело ты затеял,– нахмурился Лазарев.– Теперь лишь черт знает, чего ты разбередил.
Майкл повернулся и ухватил его за бороду.
– Слушай меня,– сказал он.– Если хочешь забыть, что ты человек, это твое личное дело, но я не буду валяться здесь и стонать всю ос– тавшуюся мне жизнь! Ты защищал эту девушку, когда думал, что я при– стал к ней, так почему бы тебе не защитить ее от этих подонков?
– Потому,– Лазарев отцепил руку Майкла от своей бороды,– что я – один, а их – до х**.
Дверь снова отперли.
– Милости Божьей! – завизжал Метцер.
Дверь раскрылась. В коридоре стояли уже шесть нацистов.
– Ты! – Луч карманного фонарика нашарил лицо Майкла.– Выходи от– туда! – Это был голос Баумана.
Майкл не двинулся.
– Тебе не шибко понравится, если нам придется тебя вытаскивать самим,– пообещал Бауман.
– Скорее, тому хлюпику, который попытается меня вытащить.
Из кобуры Баумана появился «Люгер».
– Ну, давайте,– сказал он солдатам. Они колебались.– Давайте, я сказал! – загремел Бауман и дал ближайшему пинок под зад.
Первый солдат пригнулся и шагнул в конуру. Он потянулся, чтобы схватить Майкла за руку, но Майкл кинул ему в лицо пригоршню гнилого сена и добавил к этому удар в челюсть, отчего раздался треск, как от выстрела пистолета. В дверь проскочил второй солдат, и сразу за ним третий. Майкл отразил удар, а затем ребром ладони ударил по горлу второго солдата. Третий быстрым ударом попал Майклу в челюсть, а чет– вертый насел на него и загнул ему руки за шею. Девушка начала виз– жать, высоким пронзительным визгом, за которым стояли годы ужаса.