Прошло около часа, и возле халупы, где держали Соланку, появился многоместный автомобиль-универсал австралийского производства, марки «Холден», и профессору сухо, но без ненужной грубости велели занять место на заднем сиденье. Партизаны в камуфляже уселись по бокам от него. Еще двое залезли в багажный отсек и устроились спиной к сидящим: дула их автоматов высовывались наружу через приоткрытое заднее окошко. Проезжая по улицам Миль-дендо, Малик Соланка ощущал сильнейшее дежавю, и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, чтó напоминают ему эти места — Индию. Точнее, Чандни-Чоук, беспокойное сердце Старого Дели, где так же хаотически толкутся торговцы, где лавки снаружи выкрашены в те же яркие цвета, а внутри столь же скудно освещены; где проезды еще больше запружены толкающейся и галдящей живой массой, передвигающейся пешком и на колесах; где люди борются за пространство с животными; где множество автомобильных гудков исполняют неизменную симфонию дневной улицы. Соланка никак не ожидал подобных толп. Более предсказуемой, но оттого не менее тревожной оказалась ощутимая враждебность между двумя общинами, то, как мужчины, элби и индолилипуты, сбивались в кучки и тихо о чем-то переговаривались между собой, недружелюбно косясь на иноплеменников, ощущение жизни на пороховой бочке, которая того и гляди рванет. В том и состоит парадокс, проклятие общинных столкновений: когда они случаются, убивать вас приходит не кто-нибудь, а друзья и соседи, те самые люди, что пару дней назад помогли вам завести ваш старенький, заглохший у их дверей мотороллер, кого вы угощали засахаренными фруктами в честь помолвки вашей дочери с порядочным, образованным молодым человеком. Управляющий обувным магазином, по соседству с которым вот уже десять лет торгует ваша табачная лавка, — именно он, и никто другой, будет из кожи вон лезть и приведет поджигателей к вашим дверям, попыхивая купленным у вас сладким виргинским табаком.
Соланка не заметил ни одного туриста. (В доставившем его на Блефуску самолете пустовало больше двух третей кресел.) Очень мало попадалось детей и женщин, исключая на диво многочисленных воительниц Филбистанского движения сопротивления. Лавки по большей части были закрыты и забаррикадированы. Встречались и такие, что торговали, правда с опаской, и люди — преимущественно мужчины — заглядывали в них: никто не отменял повседневных нужд. Практически каждый имел при себе какое-то оружие, по временам издалека доносились звуки выстрелов. Полиция пыталась при помощи фрименов хоть как-то поддерживать закон и порядок. Опереточная армия оставалась в казармах, пока ее генералы вели многочасовые, изматывающие закулисные переговоры. Представители фрименов встречались с племенными вождями элби, а также с их духовными и деловыми лидерами. Командующий Акаж старался хотя бы создать видимость того, что ищет мирного разрешения кризиса. Но под этой ровной вроде бы поверхностью закипала гражданская война. Скайреш Болголам потерпел поражение и был взят в плен, но немало молодых элби, стоявших за его провалившимся переворотом, успели зализать раны и, вне всякого сомнения, готовили новый путч. Между тем мировое сообщество быстро склонялось к тому, чтобы объявить Лилипут-Блефуску самым маленьким государством-изгоем, приостановив действие торговых договоров и программ экономической помощи. И в этом Соланка видел свой шанс.
Эскорт мотоциклистов окружил «универсал», сопровождая его к усиленно охраняемому по всему периметру комплексу парламентских зданий. Открылись ворота, и процессия проследовала к служебному входу с задней стороны главного строения. Черный ход, подумал Соланка с кривой усмешкой, всегда был истинными вратами власти. Многие рядовые личности, функционеры и служащие, попадают во дворцы власти через парадную дверь. Иное дело — быть допущенным в кабину грузового лифта и под внимательными взглядами шеф-поваров и их подручных в белых колпаках вознестись на самый верх в окружении молчаливых масок, вот это действительно здорово! Ступить в безликий бюрократический коридор и пройти чередой все более невыразительных комнат — значит прошествовать подлинной дорогой к центру. Недурно для простого кукольника, решил Соланка. Ты у цели. Посмотрим, удастся ли тебе выбраться отсюда с тем, ради чего ты приехал. Вернее, посмотрим, сможешь ли ты вообще отсюда выйти.
Вереница сообщающихся скучных служебных помещений закончилась комнатой с одной-единственной дверью. Она была обставлена в уже привычном Соланке спартанском стиле: письменный стол, пара раскладных стульев, лампа под потолком, каталожный шкафчик, телефон. Профессора оставили одного ждать чего-то. Он поднял телефонную трубку: гудок был. Табличка на аппарате подсказывала, что перед городским номером следует набрать девятку. Осторожности ради Соланка, готовясь к поездке, разыскал и выучил наизусть несколько телефонных номеров: местной газеты, британского, американского и индийского консульств, адвокатской конторы. Он перепробовал их все, но каждый раз записанный на пленку женский голос сообщал: «Соединение невозможно». Он попытался позвонить в службу спасения. Результат тот же. Да это не телефон, догадался Соланка, а это только его видимость, маска. Точно так же и комната, куда его поместили, только притворялась офисом, а на самом деле была тюремной камерой. С внутренней стороны на двери не имелось ручки. Единственное маленькое окно забрано решеткой. Соланка подошел к картотеке и выдвинул один ящичек. Пусто. Да. Это все декорации, и скоро он примет участие в пьесе, вот только со сценарием его не ознакомили.
Через четыре часа в комнату победным шагом прошествовал командующий Акаж. К этому моменту Соланка лишился всякого присутствия духа. Акажа сопровождали два молодых фримена, слишком низкого чина, чтобы носить костюмы Кукольных Королей, а также оператор с телевизионной камерой, звукорежиссер с мохнатым микрофоном и — сердце Соланки замерло от волнения — женщина в камуфляже, чье лицо скрывалось под маской Замин Рейкской, имитацией ее собственного лица.
— Это тело, — приветствовал ее, устремившись к свету, Соланка, — я узнаю из тысячи.
Его ждал, однако, далеко не теплый прием.
— Зачем ты здесь?! — взорвалась Нила, но тут же взяла себя в руки. — Прошу прощения, командующий, приношу свои извинения, — обратилась она к Бабуру, который не имел уже ничего общего с удрученным и сконфуженным парнем, запомнившимся Соланке по Вашингтон-сквер. Теперь Бабур изъяснялся резким, не терпящим возражений тоном.
Маска диктует свою волю актеру, она играет, вспомнил Соланка. Командующий Акаж, могучий человек-гора стал большой рыбой в мелком пруду и безупречно вжился в свою роль. Хотя и не настолько могучий, заметил Соланка, чтобы не испытывать на себе «эффекта Нилы». Бабур передвигался широкой стремительной походкой, но примерно через каждые десять шагов его ноги путались в складках длиннополой одежды, и он неловко дергал головой. Зайдя в узилище Соланки, Бабур с ходу налетел на стол и сшиб оба стула. И это притом что лицо Нилы скрывалось под маской! Она никогда не обманывала самых смелых ожиданий профессора. А вот он ее разочаровал. Посмотрим, сможет ли удивить.
Бабур уже освоился с царственным «мы».
— Мы, естественно, хорошо тебя знаем, — заявил он без преамбул. — Кто ж сегодня не знает создателя Кукольных Королей? Несомненно, у тебя были серьезные причины, чтобы пожаловать к нам. — Тут Бабур обернулся к Ниле Махендре. А он не дурак, подумал Соланка, и уже наверняка все понял. — Я вот ломаю голову, что нам с тобой теперь делать? Сестра Замин? У тебя есть соображения?