Сквозь листву стоявших в конце дороги деревьев она различила огни дома Эссуиса и вспомнила их нескладную утреннюю беседу. Она знала Эссуиса весьма поверхностно, но догадывалась, как болит сейчас у него спина, и испытывала к нему жалость, презрение (он ведь мог отказаться, кто его заставлял?) и какое-то тошнотворное родственное чувство.
Она проехала мимо конюшни, и фары на миг выхватили из темноты дверь, покрытую пузырями вздувшейся краски. Лошадей в конюшне не держали, она служила хранилищем для того, что осталось от одной, так и не доведенной до конца, затеи Энселя.
– Заработает, точно заработает, – все еще уверял он ее за несколько дней до того, как окончательно забросил затею и позволил Эссуису отбуксировать в подвал свидетельство своей неудачи. Иссерли отнеслась ко всему этому равнодушно. Мужчины такого сорта, как Энсель, превращаются в настоящих зануд, стоит только тебе проявить хотя бы малейший интерес к их хобби.
Иссерли подъехала к главному коровнику. Сияющий свежей побелкой в свете луны, он выглядел довольно забавно. Как только она заглушила двигатель, огромная железная дверь откатилась в сторону, и на улицу торопливо выскочили несколько мужчин. Энсель, как всегда мчавшийся впереди, заглянул в салон со стороны пассажирского сиденья.
– Сегодня я пустая, – сказала Иссерли.
Энсель просунул свою морду в салон в той же самой манере, в которой это проделал Курносый, и обнюхал пропахшую перегаром обивку.
– Носом чую, – сказал он, – что это не от недостатка рвения, – изрек он.
– Разумеется, – отозвалась Иссерли, заранее ненавидя себя за то, что собиралась сказать, и все же зная, что удержаться она не сможет. – Амлису Вессу придется смириться с тем, что наша работа не такая уж легкая, как может показаться.
Энсель улыбнулся, заметив ее волнение. У него были плохие зубы, и он это знал, поэтому, улыбаясь, слегка наклонял голову вниз.
– Как ни крути, вчера ты привезла очень большой экземпляр, – сказал он. – Один из самых лучших за все время.
Иссерли посмотрела ему прямо в глаза, силясь понять, насколько искренним был этот комплимент. Но как только она поймала себя на этом, тут же поспешила вырвать с корнем проснувшуюся в душе сентиментальность. «Быдло с Территорий», – подумала она и отвернулась, намереваясь как можно быстрее вернуться к себе в коттедж и запереться там. У нее сегодня выдался слишком долгий день.
– Ты выглядишь усталой, – сказал Энсель. Остальные мужчины уже зашли внутрь; он же задержался – явно для того, чтобы остаться с ней один на один. Он проделывал это не в первый раз и всегда выбирал крайне неудачное время.
– Да, – вздохнула она. – Не буду спорить.
Она вспомнила, как в другой раз, за год или за два до этого, он подловил ее таким же образом – просунул голову в окно, когда она по глупости уже заглушила двигатель. Тогда он шепнул ей заговорщицки, как ей показалось – даже нежно, что хочет сделать ей подарок. «Спасибо», – сказала она, взяла из его руки таинственный маленький сверток и бросила на заднее сиденье. Развернув его позднее, она обнаружила в нем тонкий, полупрозрачный кусок филе тушеного воддисина – деликатес, почти наверняка ворованный. Завернутый в жиронепроницаемую бумагу, еще влажный и теплый, он манил ее, неотразимый и омерзительный одновременно. Она сожрала его, даже слизала с обертки весь сок до последней капельки, но Энселю не сказала ни слова, как будто ничего не произошло. И тем не менее он все не оставлял попыток произвести на нее впечатление.
– Амлис Весс, скорее всего, прибудет рано утром, – сказал он, просунув морду еще дальше в салон. Грязные руки Энселя покрывала короста. – Сегодня, – прибавил он, на тот случай, если она чего-то недопоняла.
– Я буду спать, – объявила Иссерли.
– Никому не известно, надолго ли он приезжает. Он может отправиться восвояси с тем же кораблем, как только погрузят товар, – объяснил Энсель, сделав рукой жест, изображающий отправление корабля и упущенную драгоценную возможность поглазеть на Амлиса Весса.
– Ну, я думаю, что, когда он приедет, все прояснится, – бодро сказала Иссерли, жалея о том, что выключила зажигание.
– Так… мне сообщить тебе, что он скажет? – предложил Энсель.
– Нет, – отказалась Иссерли, пытаясь не выдать своих чувств дрожью в голосе. – Скажи ему, что Иссерли велела передать привет, – ладно? Мне срочно нужно в постель.
– Разумеется, – кивнул Энсель, убрав голову из окна.
«Ублюдок!» – подумала Иссерли, отъезжая от коровника. Усталая и невнимательная, она проговорилась насчет постели. Наверняка Энсель будет смаковать эту деталь, делиться ею с другими мужчинами, приводить как пикантное доказательство ее полуживотного состояния. Если бы она отвязалась от него раньше, он так бы и остался в неведении и вместе с остальными мужчинами пребывал в уверенности, что, запершись у себя в коттедже, Иссерли спит на полу, как и положено разумному существу.
И вот она, поддавшись минутной слабости, бездумно поделилась с ним отвратительной истиной – тем, что она, словно какой-нибудь монстр, слит на странном продолговатом сооружении из железа и обтянутой тканью ваты, завернув тело в старые льняные простыни, подобно водселю.
Хотя Иссерли торжественно поклялась, что будет спать в момент прибытия корабля, она провела бессонную ночь, лежа во тьме и прислушиваясь.
Она не изменила своего отношения к визиту Амлиса: спать ей не давало беспокойство, что за ней могут явиться мужчины или даже сам Амлис Весс. Больше всего она боялась не услышать стук в дверь. Тогда они войдут внутрь, поднимутся в спальню и насладятся зрелищем голой уродины, храпящей в подушку. Энсель, в конце концов, был выходцем с Территорий – его представления о приличиях сильно отличались от представлений Иссерли. Он всегда пропускал мимо ушей ее просьбы, когда она говорила, чтобы ее не беспокоили; он легко может сделать вид что просто забыл. К тому же он наверняка сгорает от желания посмотреть, что там хирурги сделали с нижней половиной ее тела. Ну уж нет, не видать ему этого никогда.
Медленно тянулись часы. Глаза Иссерли опухли и зудели от бессонницы. Она вертелась время от времени на покрытом пятнами ветхом матрасе, вслушиваясь в тишину.
Корабль прибыл сразу после двух. Иссерли с трудом различила шум его двигателей за шорохом прибоя в Морэй-фирт. Но она знала, что он прибыл, он прибывал каждый месяц в одно и то же время, и ни с чем не могла спутать запах и приглушенный скрип, с которым он вставал на стоянку, и металлический лязг, сопровождавший его перемещение в коровник.
Иссерли продолжала лежать с открытыми глазами, ожидая, когда луна выйдет из-за облаков и появятся мужчины или Амлис Весс, надеясь на чудо, на то, что ей хватит воли и сил вытерпеть эту пытку до конца. Она представляла, как Амлис скажет: «Ну ладно, а теперь посмотрим, как там Иссерли», и мужчины всей толпой кинутся за ней. И тогда ей придется сказать им, чтобы они проваливали к черту.