Жизнь мальчишки. Том 2 | Страница: 12

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мы отправились домой. Свою грамоту я держал на коленях, стискивая ее обеими руками.

— Мама, — спросил я, — что за музей должен открыться в Братоне? Там будут показывать кости динозавров и все такое, как обычно?

— Нет, — ответил мой отец. — Это будет музей гражданских прав. И главное место в нем, если я правильно понял, займут старинные бумаги и разные фотографии.

— А также всякие предметы времен рабовладения, — вставила мама. — Кандалы и цепи, как я понимаю. Элизабет Сирс рассказывала, что Леди специально для этого продала свой “понтиак” и вложила огромную сумму в восстановление Центра досуга и строительство и организацию музея.

— Уверен, что парни, которые жгли во дворе Леди крест, без передыху насвистывают “Дикси”, — подал голос отец. — Клан еще обязательно скажет тут свое слово, я уверен.

— Я думаю, музей в Братоне нужен, это хорошее дело, люди должны знать свою историю, — сказала мама. — Для того чтобы четко представлять, что ждет тебя впереди, нужно знать, откуда ты пришел.

— Да, я могу себе представить, какое будущее готовит Клан обитателям Братона, — заметил отец, притормаживая перед поворотом на Хиллтоп-стрит.

Сквозь ветви деревьев я увидел огни в окнах Такстеров.

— А у нее сильные руки, — сказал отец, преимущественно обращаясь к самому себе. — У этой Леди. Мы знали, о чем он говорит.

— Сильная рука. И крепкая хватка. Мне показалось, что она смотрит прямо в душу, заглядывает в самую глубь и я ничего не могу от нее скрыть…

Внезапно отец замолчал; видимо, он осознал, что говорит вслух, выдавая себя.

— Я могу сходить вместе с тобой, — предложила мама. — Если ты вдруг соберешься поговорить с Леди, только скажи. Я буду рядом с тобой все время. Она просто хочет тебе помочь. Думаю, тебе стоит согласиться.

Отец молчал. Мы уже почти добрались до дома.

— Хорошо, я подумаю, — сказал он; в переводе это означало, что он больше ни слова не желает слышать о Леди.

Отец знал, где живет Леди, и, возможно, собирался попросить негритянку о помощи в изгнании духа, взывавшего к нему со дня озера Саксон, но был пока не готов к этому. Будет ли он когда-нибудь готов, согласится ли пойти к Леди, я не знал. Первый шаг должен был сделать он сам: никто не мог ни просить, ни принуждать его. Меня же с недавних пор заботило другое: изводящий сон о четырех девушках-негритянках, втрескавшаяся в меня Демон и предстоящая борьба с Луженой Глоткой. И потом: я собирался писать, но в голову ничего не шло.

И, конечно, зеленое перо. Везде и всюду: зеленое перышко с опушки леса, лежавшее в одном из моих волшебных ящичков, к которому меня невыносимо тянуло.

Тем же вечером отец повесил грамоту на стену в моей комнате, прямо над волшебными ящичками. Грамота отлично смотрелась между фоткой здоровенного детины с болтами в шее и портретом непонятного существа с выступающими зубами и скрытым под черным капюшоном лицом.

Я чувствовал, что во мне бурлят творческие силы, а жизнь впереди светла и удивительна. Я сделал первый шаг по дороге, по которой собирался идти, ничего, что этот шаг вышел немного неуклюжим. Под неустанным течением дней и напором времени восторг и возбуждение стираются и воспоминания вянут, но память об этом вечере, второго такого не будет никогда, я пронесу через всю жизнь.

Глава 3 Oбeд у Вернона

Сказать, что в дни, остававшиеся до дня рождения Демона, она охаживала меня, было все равно что сказать, что кот подружился с мышью. Меж двух огней — между страстными шепотками Демона и ревом Луженой Глотки, от которого дребезжали стекла, — я превратился в комок нервов, но по-прежнему не понимал, как делить числа столбиком.

Вечером в среду после ужина я мыл тарелки. Неожиданно отец поднял голову от газеты и спросил:

— Перед домом остановилась машина: мы кого-нибудь ждем?

— Нет, насколько я знаю, — отозвалась мама. Скрипнув креслом, отец поднялся. Он собрался выйти на крыльцо, открыл дверь, но остановился и удивленно присвистнул.

— Вам стоит взглянуть на это, — сказал отец и вышел за дверь.

Само собой, после таких слов мы просто не могли не выбежать на крыльцо вслед за отцом. У тротуара перед нашим домом стоял роскошный лимузин, черный лак которого блестел будто темная ртуть. У лимузина были колеса на спицах, блестящая хромированная решетка радиатора, а лобовое стекло его было не меньше мили в ширину. То был самый длинный и прекрасный автомобиль из всех, которые я видел в своей жизни. Стоящий рядом с ним наш старый пикапчик казался ржавой жестянкой. Дверца водителя открылась, и наружу выбрался мужчина в темном форменном костюме.

Войдя в нашу калитку, он остановился на лужайке прямо перед крыльцом и поздоровался:

— Добрый вечер.

Судя по акценту, он был явно нездешний. Мы тоже поздоровались. Поднявшись по ступенькам на крыльцо, человек в темном форменном костюме встал в круг света под фонарем; я увидел, что он сед и седобород и что его ботинки под темными брючинами начищены до невероятного блеска и сверкают так же сильно, как и лак лимузина.

— Чем могу помочь? — спросил незнакомца отец.

— Вы мистер Томас Мэкинсон? — спросил мужчина.

— Да, я Том. Так меня зовут.

— Очень хорошо, сэр.

Мужчина взглянул на занавески на наших окнах.

— Миссис Мэкинсон, — вежливо кивнул он моей маме, потом обратился ко мне:

— А вы, стало быть, Кори?

— Э-э-э.., да, я Кори.., сэр, — ответил я.

— Превосходно. — Человек улыбнулся, потом аккуратно засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда длинный конверт.

— Прошу, это для вас.

Он протянул мне конверт.

Я оглянулся на отца. Кивком головы он позволил мне взять конверт. Я так и сделал; пока я распечатывал конверт, седовласый мужчина в темном костюме следил за мной, заложив руки за спину. Конверт был запечатан красным воском с выдавленной на нем буквой “Т”. Я достал из конверта маленькую белоснежную карточку, на которой было напечатано на машинке несколько строк.

— Что там такое? — спросила мама, заглядывая мне через плечо.

Я прочитал вслух:

— “Мистер Верной Такстер имеет честь пригласить вас на обед, который будет подан в доме Такстеров в воскресенье, 19 сентября 1964 года, в семь часов вечера. Вид одежды — повседневный”.

— К одежде никаких особых требований, — посчитал необходимым пояснить седобородый.

— О Господи, — прошептала мама, что означало, что она очень волнуется. Ее брови нахмурились.

— Могу я узнать, кто вы такой? — спросил незнакомца отец, принимая из моих рук белую карточку и разглядывая ее.

— Меня зовут Сирил Притчард, мистер Мэкинсон. Я работаю у мистера Такстера, веду в его доме хозяйство, если можно так выразиться. Моя жена и я служим у мистера Мурвуда и молодого мистера Вернона вот уже восемь лет.