Сестра Розамунда чуть не застукала его, когда он следил за ней из окна. Он видел, как они — сестра Розамунда и отец Робсон — подошли к крыльцу и остановились на шевелящемся под ветром ковре осенней листвы. Речь шла о нем. Отцу Робсону не давало покоя то, что он, Ваал, сделал с книгой; тупица, подумал мальчик, мнящий себя умником. Не лучше была и сестра Розамунда; она воображала себя ангелом— хранителем, ангелом милосердия, а была обыкновенной шлюхой, рядящейся праведницей.
Он стоял между рядами железных кроватей, по которым в беспорядке были разбросаны одежда, игрушки, комиксы, и смотрел в темноту, опустившуюся на землю, как топор палача.
Позади раздался визгливый голос одной из сестер:
— Джеффри! Ты что же, не идешь ужинать?
Он не шелохнулся. Через мгновение он услышал, как монахиня, тяжело ступая, прошла по коридору и стала спускаться по лестнице. Потом наступила тишина, лишь ветер шумел за окном да снизу, из столовой, долетали приглушенные голоса детей.
С другого конца комнаты послышалось:
— Ваал…
Голос был детский. Ваал медленно обернулся и увидел, что это Питер Френсис, хрупкий бледный мальчуган. Он сильно хромал — в раннем детстве с ним приключилось какое-то несчастье. Сейчас мальчик, жалобно глядя на Ваала круглыми от страха глазами, пробирался к нему между кроватями. Питер сказал:
— Ты сегодня не разговариваешь со мной, Ваал. Я что-нибудь сделал не так?
Ваал ничего не ответил.
— Я сделал что-то не так, да? Что?
Ваал негромко велел:
— Иди сюда.
Питер приблизился. В его глазах, словно мелкая рыбешка в темной воде, метался страх.
Ваал сказал:
— Ты чуть не проговорился, правда?
— Нет! Клянусь, что нет! Тебе наврали! Я ничего не сказал, честное слово!
— Тот, от кого я узнал об этом, никогда не лжет. Он никогда не обманывает меня. Ты чуть не проговорился сестре Мириам, ведь так?
Питер увидел, как меняются глаза Ваала: из непроницаемо— черных, страшных, они превратились в серые и вдруг запылали как красные угли, опаляя кожу, но леденя кровь. Мальчик задрожал и, охваченный слепой паникой, огляделся, ища помощи, не сразу сообразив, что все, и дети и сестры, сейчас внизу, в столовой, и не могут помочь. Глаза Ваала стали густо-алыми, как кровь, потом огненно— белыми, словно расплавленная сталь.
Питер попытался оправдаться:
— Клянусь, она заставила меня! Она хотела все про тебя узнать, все— все! Хотела все выспросить, сказала, на меня можно положиться!
Глаза Ваала жгли, они источали силу, и язык Питера вдруг разбух, сделался толстым, как лягушка в стоячем пруду; он заполнил собой весь рот, и мальчику удалось только что-то невнятно пролепетать. В отчаянье он попытался крикнуть, позвать сестер, любого, кто услышит, — но слова застряли у него в горле.
Ваал сказал:
— Знаешь, Питер, а я читал твое личное дело. Да-да, читал. Их хранят в темной пещере под приютом, но однажды я проник туда и прочел их все. Знаешь, почему ты хромой, Питер?
— Нет… — прохрипел Питер. — Пожалуйста… — Он упал на колени и обхватил ноги Ваала, но тот быстро шагнул назад, и Питер ткнулся лицом в пол и тоненько заскулил, ожидая свиста плети.
— Тебе этого так и не объяснили, да? — прошептал Ваал. — Тогда вспомни, Питер… вспомни… вспомни.
— Нет… не надо…
— Надо. Вспомни. Ведь тебя вообще не хотели, верно, Питер? И твой отец — твой пьяный старик — поднял тебя… припоминаешь?
— Нет… — Питер зажал уши и приник к полу. Перед его глазами возник злобно ухмыляющийся человек с налитыми кровью глазами. Человек этот подхватил его и, отчаянно, зло выругавшись, швырнул в однообразно-белое пространство, которое можно было бы принять за снежный покров, если бы не трещины. А потом падение, вниз, вниз, обжигающая, нестерпимая боль в бедре и красное пятно на белизне.
— Нет! — выкрикнул он, вновь чувствуя, как сломанные кости безжалостно рвут младенческую плоть, и зарыдал, не поднимаясь с пола, плотно зажимая уши, но зная, что одним этим боль не унять. — Этого… этого не было… не было, — всхлипывал он несчастным голосом. — Не бы…
Ваал взял мальчика рукой за лицо и так сжал, что оно побелело, а из глаз Питера исчезла всякая надежда.
— Было, — сказал он. — Раз я говорю было, значит, было. Теперь ты мой. В моих руках и твое прошлое, и твое будущее.
Питер сжался в комок и беззвучно плакал.
Красное пламя в глазах Ваала медленно погасло, и в них вновь вернулась кромешная чернота бездонной пропасти. Он разжал пальцы и погладил мальчугана, как гладят собаку, сперва угостив ее хлыстом.
— Питер, можешь забыть обо всех своих бедах. Теперь все хорошо. Здесь им тебя не достать.
Мальчик обхватил ноги Ваала.
— Не достать? Правда? — лепетал он распухшими губами.
— Нет. Призраки ушли. Покуда ты мой, им не добраться до тебя.
— Я твой… твой, твой…
— Питер, — мягко проговорил Ваал, — сестра Мириам ничего не должна знать. Никто не должен, кроме нас. Если они узнают, они постараются убить нас. Понимаешь?
— Да.
— А если сестра Мириам… если кто-нибудь станет расспрашивать обо мне, молчи. Ты должен молчать. Я хочу, чтобы ты держался подальше от сестры Мириам. Вообще не говори с ней, даже если она заговорит с тобой. Она злая, Питер. Она может вернуть призраков.
Мальчуган у его ног напрягся.
— Нет!
— Не бойся, — успокоил Ваал. — Все в порядке. Вставай.
Питер поднялся. Ноги его дрожали, на подбородке повисла готовая капнуть слезинка. Он вдруг вскинул голову и посмотрел куда-то за плечо Ваала. Сам Ваал точно окаменел. Позади них кто-то стоял; кто— то уже несколько минут наблюдал за ними.
Ваал обернулся и встретился взглядом с сестрой Розамундой. Она стояла в дверях, безвольно опустив руки, на лице застыло вопросительное выражение. Он был слишком занят Питером, чтобы заметить ее раньше.
— Джеффри, — сказала она, — ты не пришел ужинать, и я поднялась узнать, не случилось ли чего. — Ее голос едва заметно дрожал, а в глазах просвечивала неуверенность.
— Питер… споткнулся и ушибся, — ответил Ваал. Он поднес руку к подбородку мальчика, поймал в ладонь упавшую слезинку и предъявил ее, круглую, блестящую, сестре Розамунде. — Он плакал. Видите?
— Да, — ответила она. — Вижу. Питер, с тобой все в порядке? Тебе больно?
— Все нормально, — ответил Питер, вытирая лицо рукавом. — Я обо что-то споткнулся.
Она подошла ближе, под круглые плафоны, чтобы получше разглядеть мальчиков.
— Питер, ты этак останешься без ужина. Ступай вниз, поешь.