И в этот момент он понял, что его видение обугленных руин было судьбой не какой-нибудь другой деревни, а именно Вифанииного Греха. Даже в самый первый день, глядя на музей из-за деревьев, он чувствовал поднимающийся жар, который теперь поглощал это место отъявленного зла. Все это сбывалось. Огни с обоих концов Вифанииного Греха медленно продвигались вперед, как наступающая армия. Пешка в руках Гадеса, вдруг подумал он, держась за ворота и глядя на дом снизу вверх. Я все это время был пешкой в руках Гадеса.
На верхнем этаже в окне появилась фигура; она смотрела на него в течение нескольких секунд, потом исчезла. Возможно, подумал он, этот дьявольский обряд уже начался и не будет прерван до самого конца, а может быть, они просто поджидают меня. Еще одна машина пронеслась мимо и исчезла в туннеле дыма и пламени.
Сердце Эвана бешено колотилось. Он прошел через ворота к двери. Она была заперта изнутри и, хотя он колотил по ней своим здоровым плечом, она не поддавалась. Послышалось внезапное «уффф». Обернувшись, он увидел, что одно из деревьев на другой стороне Каулингтон загорелось; искры огня посыпались дождем на крышу дома, проскользнули по черепице. Рядом с этим домом горел кустарник, и лужайки покрылись слоем пепла. Эван отступил прочь от двери и посмотрел на стену музея; никаких выступов для рук или ног на ней не было. Он стал искать взглядом за что зацепиться, чтобы забраться на верхний этаж, где Кэй сейчас была полностью в их власти. Мог бы он взобраться по водосточной трубе? — лихорадочно спрашивал он себя, чувствуя за спиной огненный жар. — Нет, нет; она не выдержит. — Пепел осыпал его лицо и волосы.
«Мне необходимо попасть туда! — говорил его внутренний голос. — Мне необходимо найти какой-нибудь способ попасть туда!» — Он побежал вокруг дома, осматривая стены; побуревшая трава похрустывала под его ботинками. Увидев огромный дуб, он остановился. Тот рос прямо позади музея; его ветки, слегка опалившиеся, дотягивались до крыши.
Обжигающее дыхание огня коснулось его спины; деревья на Каулингтон и улицах, лежащих за ней, были объяты оранжево-белым пламенем. Горящая ветка треснула, отвалилась, упала на крышу, за ней последовала другая. Дома окутала яркая паутина, и Эван увидел случайную фигуру, бегущую по улицам.
Мы ждем. Приходите на вечер. Мы ждем только вас. Ваша милая очаровательная жена находится здесь…
Эван повернул прочь от пламени, добежал до этого дуба, подтянулся на его нижние ветки и начал взбираться вверх. Мускулы отчаянно ныли, но он все продолжал карабкаться по направлению к крыше. Горячая зола дымящихся листьев обжигала. Достигнув верхних веток, больше не думая об огне и боли, он сорвал с себя остатки опалившейся рубашки и бросил вниз. Он прыгнул на крышу как раз в тот момент, когда весь дуб превратился в ослепительный огненный шар.
Эван обнаружил, что смотрит через потолочное окно на ту часть музея, которая была закрыта черной дверью.
Это была широкая комната с полом из твердой древесины. В ее центре находилась черная каменная плита, и на ней лежала обнаженная Кэй; ее плоть казалась бледной и прозрачной на фоне камня. Казалось, что она спит или накачана наркотиками, потому что не двигалась. Рядом с каменным алтарем стояла светящаяся красным жаровня, на которой прокаливались металлические инструменты. По периметру комнаты стояли хорошо сохранившиеся неповрежденные статуи, застывшие в воинственных позах. В руках они сжимали остроконечные мечи, топоры или луки. Еще одна статуя стояла спиной к Эвану, прямо в ногах у Кэй.
Амазонки, облаченные в черные одеяния, окружали кольцом обнаженную женщину; они что-то пели на своем невразумительном языке, затем опустились на колени перед статуей и простерли к ней руки. И только тогда он заметил, что их руки мокры от крови. Кровью были запачканы их рты, словно некой непристойной помадой; Эван изогнул шею, чтобы лучше все рассмотреть. В изголовье у Кэй стояли медный котел, до краев наполненный кровью, и шесть медных чаш. Прямо над этим котлом стоял мрачного вида железный шест с отрубленной треугольной головой черной лошади, из которой все еще сочилась кровь.
Пение продолжалось, до Эвана доносился неровный гул их голосов. Он видел их горящие жестокостью глаза. Искры и пепел кружились вокруг него и падали на крышу. Древесная щепка больно уколола его в плечо. Амазонки, казалось, не испытывали страха перед пожаром и перед тем, что скоро пожарные бригады начнут прибывать сюда. В этот момент Эван почувствовал уважение и зависть их мужеству, как бы не были они злобны и испорчены: эти женщины не боялись ничего, даже самой Смерти в ярком огненном одеянии.
Тварь-Драго в волочащемся по полу черном одеянии оказалась в его поле зрения. Стоящие вокруг нее твари, поглотившие души миссис Джайлз, миссис Бартлетт, доктора Мабри и других, которых он видел раньше, но не знал, слегка наклонили головы в знак уважения к королеве. Драго остановилась перед высокой статуей, проговорила несколько фраз монотонным речитативом и отступила к горящей жаровне. Правой рукой, облаченной в металлическую перчатку, она достала один из железных инструментов. Щипцы, похожие на ножницы, пульсировали ужасающим темно-красным жаром. После этого она повернулась к Кэй.
Другие амазонки тоже поднялись, их глаза засверкали. Доктор Мабри шагнула к Драго, чтобы помочь ей.
Щипцы раскрылись и начали опускаться вниз по направлению к холмику правой груди Кэй. Кэй, лежа все еще с закрытыми глазами, открыла рот и начала молчаливо корчиться.
Ее грудь, понял Эван. Они собираются оторвать ее грудь!
И в тот же момент он ударил по стеклу ногой и пробил потолок. Осколки дождем посыпались вниз; амазонки посмотрели вверх, их лица исказились. Эван еще раз ударил ногой по стеклу и затем спрыгнул вниз через образовавшееся отверстие. Приземлившись на ноги около каменного алтаря, он упал на колени и попытался встать. Они обступили его, дыша ненавистью; их руки, как когтистые лапы, норовили вцепиться в него. Эван навалился своим весом на жаровню и высыпал угли наружу. Это на мгновение заставило их отступить назад. Угли начали тлеть и разбрасывать искры; Эван обернулся и посмотрел на статую на пьедестале. Это была статуя женщины, ее руки были раскинуты и одна из них отломана. Вокруг плеч и шеи аккуратными рядами располагались мраморные груди с тугими сосками; на торжественном лице слепые глаза горели яростной нечестивой синевой. Этот огонь все разгорался и разгорался.
Эван понял, что смотрит в ужасный лик Артемиды, богини амазонок, носящей символические жертвенные приношения от женщин, которые посвятили свои жизни и души уничтожению мужчин.
Эти глаза, казалось, обжигали его череп и чуть не заставили его отступить назад и упасть на колени.
— НЕТ! — закричал его срывающийся внутренний голос. И он бросился на эту статую, наклонил пьедестал; статуя зашаталась и рухнула на пол. Голова и левая рука отвалились, но в этой отделившейся от тела голове глаза все еще продолжали гореть.
Позади послышался шипящий звук и свист рассекаемого воздуха.
Он пригнулся, отступил, и докрасна раскаленные щипцы пролетели мимо его лица. Тварь-Драго с маской холодной абсолютной ненависти на лице накинулась на него, вынуждая отступить назад, в руки двух амазонок, стоявших по обе стороны от него; они вцепились в его грудь и горло стальной хваткой.