Холод точно так же пересилил ее лихорадочный жар, как переборол обогреватель «чероки». Он был сплошной, тверже железа, и он охватывал ее со всех сторон и превращал каждый шаг в медленную агонию. Но ветер был быстр и громок, и покрытые снегом деревья дрожали в белых муках. Она захромала по левой полосе, ее руки обнимали ребенка, и снег хлестал ей в лицо осколками бритв. На бедре ощущался мокрый жар: кровь заново пошла сквозь прорвавшуюся корочку, как кипящая лава взламывает кору в кратере вулкана.
Дорога выровнялась. Деревья уступили место сугробам, и Мэри увидела впереди желтые огни длинного здания, похожего на ранчо. Над Мэри и ребенком внезапно возникло что-то гигантское, с оскаленной в ухмылке головой рептилии. Еще что-то огромное с бронированными пластинами на спине оказалось рядом, заметенное снегом по самое рыло. «Всемирно известные Сады Динозавров», — поняла Мэри, ковыляя между бетонными монстрами. Из снега слева вставал на дыбы третий огромный зверь, голова аллигатора на теле гиппопотама. Справа что-то вроде танка со стеклянными глазами и бетонными рогами стояло так, будто собиралось броситься на вставшего на дыбы истукана. Между Мэри и гостиницей «Сильвер Клауд» лежал доисторический ландшафт с дюжиной динозавров, застывших на снежном поле. А она ковыляла вперед, и с ней была ее собственная история. Вокруг стояли четырнадцатифутовые громовые ящеры и пожиратели мяса, с лепных голов свешивались снежные шапки и бороды сосулек, снег раздирал щели их шкур. Ветер ревел голосом огромного чудовища, памятью о песне динозавра, и чуть не сбивал Мэри с ног посреди этих тварей.
По ней ударил свет фар. Ей навстречу шла закрытая машина на гусеницах, оставляя в воздухе закрученный хвост снега. Когда машина с ней поравнялась, оттуда выскочил человек в ковбойской шляпе и длинном коричневом пальто, схватил ее за плечо, обвел вокруг машины и посадил на пассажирское сиденье.
«— За вами еще есть люди? — прокричал он ей в ухо, и она покачала головой.
Когда они оказались внутри снегохода — обогреватель включен до отказа, — человек взял микрофон дорожной рации и сказал:
— Подобрал вновь прибывших, Джоди. Везу их.
— Вас понял, — ответил мужской голос сквозь помехи. Мэри догадалась, что это кто-то из свиней снизу с восьмидесятого шоссе. Ковбой развернул снегоход и поехал к гостинице, сказав:
— Еще пара минут, мэм, и будете в тепле и уюте. Гостиница» Сильвер Клауд» была сложена из выбеленных камней, над дверью висела пара крупных оленьих рогов. Ковбой подогнал снегоход прямо к ступеням, и Мэри вышла, прижимая к себе Барабанщика. Ковбой тоже вышел и хотел было взять ее сумку, но Мэри потянула ее назад, сказав: «Пусть будет у меня», — и он открыл ей дверь гостиницы. Внутри был просторный зал с дубовыми балками и таким каменным очагом, что туда мог бы въехать автомобиль. Огонь потрескивал искрами, в зале сладостно пахло древесным дымом и восхитительным теплом. Человек двадцать самого разного возраста и вида устроились у очага на раскладушках или в спальных мешках и еще с десяток разговаривали или играли в карты. На несколько секунд общее внимание обратилось к Мэри и ребенку, потом все вернулись к прерванным ее появлением занятиям.
— Господи, ну и ночка! Буря просто с цепи сорвалась! — Ковбой снял шляпу, обнажив редеющие седые волосы, заплетенные в конский хвост, перехваченный ленточкой из многоцветных индейских бус. У него было суровое, изрезанное морщинами лицо и ярко-синие глаза под белыми бровями. — Рэйчел, подай-ка этой леди горячего кофе!
Седоволосая пухлая индианка в красном свитере и джинсах стала цедить кофе из металлической кофеварки в пластиковую чашку. На столе рядом с кофеваркой были сандвичи, сыр, фрукты и нарезанный ломтями здоровенный пирог.
— Я — Сэм Джайлз, — сказал ковбой. — Добро пожаловать в «Сильвер Клауд». Жаль, что прибыли в такой мрачный день.
— Ничего страшного. Я рада, что сюда попала.
— Комнаты закончились еще в семь вечера. Раскладушки все раздали, но спальный мешок, может, еще найдем.
Вы едете одна с ребенком?
— Да. Двигаюсь в Калифорнию. — Она почувствовала, что он ждет продолжения. — Там меня ждет муж.
— Плохо в такую ночь на дороге, это точно. — Джайлз подошел к регистрационной стойке, где была другая дорожная рация. — Минутку, прошу прощения. — Он взял микрофон. — «Сильвер Клауд» — большому Смоки, отвечай, Смоки. — Затрещали и зашипели помехи, и голос свиньи с шоссе ответил:
— Большой Смоки. Слушаю вас, «Сильвер Клауд».
Рэйчел подала Мэри кофе и поглядела на Барабанщика, закутанного в аляску.
— Ой, совсем малыш! — заметила она, глядя большими темно-карими глазами. — Мальчик или девочка?
— Мальчик.
— Как его зовут?
— Нормально их довез, Джоди, — говорил Сэм Джайлз поверх радио. — Привезти вам вниз малость жратвы, парни?
— Понял тебя, Сэм. Нам здесь еще торчать, пока восьмидесятое не откроют.
— Ладно, пронто привезу вам чего-нибудь пожрать и кофе.
— Ему еще не дали имени?
Мэри моргнула, глядя в глаза индианке. В мозгу мелькнула мысль, что она попала в капкан, набитый чужими, и единственный выход сторожат две свиньи.
— Дэвид, — сказала она, и от этого имени рот наполнился мерзостью, но Барабанщик — это настоящее имя, тайное, не такое, которое говорят всем подряд.
— Отличное имя, сильное. А я — Рэйчел Джайлз.
— Я… Мэри Браун [3] . — Имя возникло из цвета глаз индианки.
— У нас еще осталась еда. — Рэйчел указала на стол. — Сандвичи с ветчиной и сыром. И малость говяжьего жаркого. — Она кивнула на тарелки и глиняный горшок. — Угощайтесь.
— Спасибо, так и сделаю.
Мэри захромала к столу, и Рэйчел пошла с ней.
— Ногу повредили? — спросила Рэйчел.
— Нет, старая рана. Не правильно срослась сломанная лодыжка.
Барабанщик заорал, словно бы объявляя миру, что Мэри-Террор лжет. Она стала его укачивать, агукать, но его плач взмывал вверх с возрастающей силой. Рэйчел внезапно протянула свои крепкие руки и сказала:
— У меня было три мальчика. Давайте я попробую?
Чему это повредит? Кроме того, боль в ноге Мэри так свирепствовала, что просто высасывала ее силы. Она передала Барабанщика и стала есть, пока Рэйчел качала мальчика, мягко ему напевая на языке, которого Мэри не понимала. Плач Барабанщика начал стихать, голова склонилась набок, словно он прислушивался к пению женщины. Где-то через две минуты он вообще перестал плакать, и Рэйчел пела и улыбалась, ее круглое лицо лучилось заботой о ребенке незнакомки.
Сэм Джайлз нагрузил в пакеты сандвичи, фрукты, пироги, положил чашки и термос кофе. Он попросил одного из мужчин отправиться с ним на снегоходе и поцеловал Рэйчел в щеку, и сказал, что вернется раньше, чем зашипит жир на сковородке. Потом вышел из гостиницы со своим спутником, и в открывшуюся дверь на миг ворвались ветер и снег.