Спать было невозможно — ночь наполняли призраки. В небе висел серп месяца, фары машины освещали пустую дорогу. Лаура тряслась и ждала, когда печка нагреет машину. Они с Марком в десять вечера подъезжали к коттеджу — может быть, Диди Морз вернулась и просто не подходит к телефону, но дом был темен. Лауре нужно было ехать, просто испытывать чувство, что она едет откуда-то куда-то. По своим звонкам Каслу в Атланту она поняла, как идет его расследование. Касла, сказала секретарша, в городе сейчас нет, и он свяжется с ней, как только вернется. Другими словами: не звоните, мы сами вам позвоним.
А этого было мало. Куда как, черт побери, мало.
Лаура проехала мимо коттеджа. По-прежнему темно, машины перед домом нет. Где бы ни была сейчас Диди, ее уикэнд продлился еще на день. Лаура готова была на стенку лезть, если окажется, что она проехала такой путь, а эту женщину найти не сможет. Она прекратила принимать снотворное, чтобы не затуманивать мозг. В этом был тот минус, что спала она теперь три-четыре часа в сутки, а остальные часы ее преследовало видение сумасшедшей на балконе и снайпера с винтовкой. Лаура не могла смотреть на себя в зеркало: ее глаза запали еще глубже и в них появлялся стальной блеск, словно оттуда выглядывало что-то неизвестное и суровое.
Приблизительно в миле от коттеджа Лаура развернулась на грунтовой дороге и поехала назад. Надо найти чего-нибудь поесть, подумала она. Может, найду круглосуточную блинную. Что-нибудь, где много горячего черного кофе.
Приближаясь к коттеджу, она притормозила. И когда «БМВ» катил мимо, оглянулась на него. Темно, конечно. Диди отправилась за птицами, говорил старик. Одолжила у него бинокль — и привет. Ее руки крепко стиснули руль. Диди Морз могла оказаться ее единственной надеждой найти Дэвида живым. Дэвид может быть уже мертв, разорван на части, как те куклы в коробке, которые нашли у Мэри Террелл. Господи Боже, молилась Лаура, дай мне не сойти сума.
Мелькнул свет.
Свет!
В окне коттеджа Диди Морз.
Лаура проехала еще сотню ярдов мимо дома, пока заставила себя нажать на тормоз. Она тормозила медленно, чтобы не завизжали шины. Сердце ее было готово разорвать грудную клетку. Свет. Всего лишь короткая вспышка, секундная, быть может, и тут же она погасла. Это не было отражением луны или света ее фар.
Кто-то был в доме и рыскал там в темноте.
Первой мыслью Лауры было остановиться и вызвать полицию. Нет. Полицию сюда вмешивать не надо. Пока не надо. Она развернулась и еще раз проехала мимо дома. На этот раз света не было. Но она его видела, это несомненно. И вопрос был только один: что же ей теперь делать?
Она свернула с дороги, остановила автомобиль на заросшей травой обочине, выключила фары и мотор.
Ее сумочка была рядом, но пистолет остался в саквояже в отеле. Она сидела, трясясь, чувствуя, как ускользает теплый воздух и в машину входит ночь. Кто там в доме Диди Морз? Вор? Что он крадет? Ее керамику? Лаура знала, что может либо сидеть здесь и мысленно переливать из пустого в порожнее, либо пройти к дому. Храбрость была здесь ни при чем — это было отчаяние.
Лаура вышла, открыла багажник и взяла в руки монтировку. Потом застегнула пальто до самой шеи и пошла к дому по вьющейся среди леса грунтовой дорожке. Ни проблеска света ни в одном окне коттеджа. Ни одной машины не видно. Воображение разыгралось? Она крепче сжала монтировку и пошла вперед, а морозный воздух жег ноздри и легкие.
Ребенок опять плакал. Этот звук вырвал Мэри из облачного замка сна, и она скрипнула зубами. Это был отличный сон, и она была молодой и стройной, и волосы ее были цвета летнего солнца. Это был сон, из которого она ни за что не ушла бы, но ребенок опять плакал. «Дети — убийцы снов», — приподнявшись в кровати, подумала она. А ей грезилось, как она отдает ребенка Лорду Джеку, как он улыбается ей во всем ослепительном блеске своей красоты. Лорд Джек опять ее полюбит и все будет правильно в этом мире.
Но Лорда Джека здесь не было. Не было его и у Плачущей леди. Лорд Джек не придет. Сейчас не придет. И никогда не придет.
Ребенок плакал, и его плач полосовал бритвой ее мозг. Она встала, подобная наполненному отчаянием колодцу, и почувствовала знакомую прежнюю ярость, начинающую проступать сквозь поры ее кожи.
— Тише, — сказала она, — тише, Барабанщик! Он не слушается. Его крик разбудит соседей, и налетят вызванные свиньи. Почему дети всегда хотят ее вот так предать? Почему отбирают ее любовь и завязывают ее в узлы извращенной ненависти? Что толку теперь в Барабанщике, когда Лорд Джек его не хочет? Барабанщик — всего лишь кричащий кусок мяса, и жизнь его не имеет ни цели, ни смысла. Сейчас она его ненавидела, потому что поняла, что натворила, чтобы принести его Лорду Джеку. Все это позади, и Лорд Джек никогда не увидит эту вопящую тряпичную куклу.
— Ты перестанешь орать? — присев в темноте на край кровати, спросила она Барабанщика. Тихо спросила. Барабанщик забулькал и заплакал громче. — Ах ты так! — сказала Мэри и встала. — Ну ладно. Ты у меня перестанешь орать.
Она включила свет в кухне, повернула ручку конфорки ч поставила плиту на максимум.
Лаура медленно поднималась по ступеням к двери дома Диди Морз. У двери притаилась глиняная кошка, ветер шуршал на крыльце сухими листьями. Лаура протянула руку и попробовала слегка повернуть дверную ручку. Заперто. Она отошла от двери, спустилась опять по ступеням и обошла дом сзади. Пальцы так крепко стиснули монтировку, что онемели от холода. За домом был гараж на одну машину и каменная пристройка, запертая висячим замком на цепи. Лаура подумала, что там Диди занимается своей керамикой. Странные глиняные скульптуры стояли среди голых деревьев, как инопланетные растения. Сейчас, в темноте, их не было видно, но они были отлично видны, когда Лаура с Марком приехали первый раз в субботу. Все виды керамических безделушек — кормушки для птиц, мобили и другие, не столь легко определяемые, — висели на ветвях деревьев. Было ясно, что Беделия Морз — или Диана Дэниеле, как она теперь называлась, — вкладывала душу в работу, которую начала еще в одной коммуне с Марком. Лаура подошла к задней двери, шурша опавшими листьями, и там тоже попробовала дверную ручку.
Она легко повернулась. У Лауры снова подпрыгнуло сердце. Она провела рукой по двери и обнаружила, что одна из стеклянных филенок снята. Не выбита, потому что осколков нет. Вынута, будто вырезана стеклорезом.
Она открыла двери и встала на пороге. Где-то в лесу сова заухала на луну. Холодный ветер свистел в ветвях деревьев и позвякивали на своих подвесках глиняные украшения. Лаура непроизвольно поежилась, стоя в дверном проеме, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Ничего, только какие-то контуры. Они с Марком заглядывали сквозь стекла этой двери в субботу и видели стоявший посреди кухни стол с единственным стулом. В субботу все стекла в двери были целы и сама она заперта.
С бьющимся сердцем Лаура подняла монтировку и вошла в дом.
Мэри подхватила ребенка. Грубо. Крик младенца дрогнул, захлебнулся и снова начал набирать силу — тонкий, высокий вой, которого Мэри больше не могла вынести.