Бондаренко резонно рассчитывал на то, что выволочка на ковре у начальства не затянется.
– Ладно, Григорий Степанович, это мы с вами позже обсудим. – Пороховицкий бросил взгляд на часы. – Пора мне ехать к градоначальнику. Через пять минут трогаемся.
Обер-полицмейстер приблизился к столу и принялся собирать вещи.
– Но ведь каков! – не унимался он. – Всегда он свои преступления клоунадой какой-то оборачивает! «Это налет!», «Убедительно прошу!», «Дамы и господа!»… Так ведь, Григорий Степанович?
– Точно так, Петр Лазаревич. Именно так, – подтвердил полицейский. – Да еще и имя свое объявляет! Прямо так и сказал: «Арсений Мартынов»! А те двое – рыжий и клетчатый – подле стояли. И, ваше благородие, так и пялились на него…
– И где только этот бес слов таких понабрался? Ведь университетов небось не кончал? А вы, Матвей, так и запишите в протокол за Григорием Степановичем, – обер-полицмейстер обратился к молодому человеку с тонкой полоской усиков над верхней губой, сидевшему за столом в дальнем углу кабинета, – что, мол, при нападении пользуется он такими-то словами и выражениями. Что язык у него складен. И наружности какой, тоже запишите…
– Да-с, ваше благородие. Так и записал все. – Молодой человек склонился в учтивом полупоклоне.
– Продолжайте, Григорий Степанович! Опишите нам этого налетчика еще раз. Да теперь медленно, чтобы писарь протокол верно составил, – приказал полковник и тяжело опустился в массивное вольтеровское кресло у рабочего стола.
– Вот наружность-то его я, как есть, на всю жизнь запомнил, – охотно подхватил полицейский. – Ходит он, как гусь! Подбородок кверху задран. Голова гордая. Пальтишко на нем модное суконное было. С черным бархатным воротником. Шляпа шелковая. Вокруг тульи черная репсовая лента. Это я почему запомнил? Таких модников и в ресторане иной раз не встретишь. Вот, долговязый, к примеру. Дружок евонный. Расфранченный едва ли не больше первого. Пиджак и жилет на нем был. По черному – белая клетка. Мелкая. Брюки черные, суконные с лампасом. Как на парад готовился… Иной раз и на приличном человеке такого туалета не встретишь. А тут бандиты.
– Так… Ну а третий налетчик? – Обер-полицмейстер снова встал и прошелся по кабинету.
– А третий – совсем мальчишка. А зато вид у него каторжный, как есть говорю. Патлатый. Волосы рыжие. Глаза карие, маленькие. И так и бегают… Так и бегают из угла в угол. Лет восемнадцать ему отроду. Не боле…
Дверь кабинета отворилась и в комнату вошел адъютант Пороховицкого с пачкой бумаг.
– Ваше благородие, разрешите доложить! – Адъютант, лысеющий мужчина с реденькой бородкой, остановился в нескольких шагах от обер-полицмейстера. – Тут, ваше благородие, описи украденных ценностей во время нападения в «Континентале». И еще пристав с докладом прибыл. Как велите распорядиться?
– Вели войти.
Пороховицкий взял из рук подчиненного документы. Адъютант, поклонившись, удалился.
– Так… Ну и что там? Посмотрим. – Полковник придвинул к себе бумаги. Пробежав взглядом первый лист, болезненно поморщился. – У одних только Шемякиных драгоценностей на тысячу с половиной украли. И денег триста рублей.
– Да-а!.. – протянул Бондаренко.
– Вот так-то.
Пороховицкий перевел взгляд на участкового пристава, который появился в дверном проеме.
– Разрешите, ваше благородие, доложить! – с порога начал вошедший. – По вашему поручению лично встретился с пострадавшими во время ограбления в «Континентале», а также в Малом театре и в театре «Корша». Следствие показало, что налеты совершались одной и той же бандой. Преступники, а всего их было трое, дерзким образом врываются в помещение с одними словами: «Это налет!» Забирают ценности и деньги. Затем садятся в экипаж и уезжают.
– А что же околоточные да иные полицейские чины? Да неужто никто изловить их не мог? – Пороховицкий с досады стукнул кулаком по столешнице.
Стол красного дерева с бронзовой окантовкой углов чуть слышно скрипнул.
– Пытались, ваше благородие. Но преступники вооружены «наганами». При одном из налетов был ранен околоточный, – пристав замолчал, ожидая дальнейших указаний начальства.
Полковник встал из-за стола:
– Что еще?
– Всего награблено ценностей и денег было на двадцать пять тысяч рублей, – продолжил урядник. – Из них на пять тысяч – драгоценности и деньги князя Юровского. Их сиятельство отказался меня впускать. Говорят, что не желают с низшими чинами разговаривать. Велел передать, что лично хочет с вами встретиться…
– До того ли мне сейчас! – оборвал докладчика Пороховицкий. – Все это после. Надо перво-наперво преступников изловить. Идите, батенька, идите. После поговорим. Меня градоначальник дожидается. Хорошо еще в департамент полиции не требовали…
Полковник дождался, когда пристав покинет кабинет.
– Пора мне, Григорий Степанович, ехать. Не на пряники, конечно, удаляемся. Но что делать? За дело стегать будут. – Пороховицкий в сопровождении пристава вышел из кабинета. – Григорий Степанович, велите в мое отсутствие людей инструкциями снабдить в отношении следующего. Я полагаю, что единственный способ поймать преступников – это застукать их с поличным. На месте преступления, так сказать.
Пороховицкий решительным шагом пересек фойе Городского полицейского управления.
– Начнем облавы. Посадим своих людей в ресторанах. Подсадная утка – давний, отлично зарекомендовавший себя прием. Куда они, по-вашему, могут направиться, Григорий Степанович?
– Где публика посолиднее. В «Эрмитаже», в «Яре», например, сановитые-то люди обедают, ваше благородие. В «Стрельне» да в «Альпийской розе» тоже можно, пожалуй, засаду учинить. А еще в клубах различных. В «Купеческом», в «Английском», в «Охотничьем»… Да, и «Тестовский трактир» тоже, бывает, купцами приезжими посещается. Барыши у них немалые…
Григорий Степанович был рад, что его промах был столь снисходительно воспринят начальством. Забежав на несколько шагов вперед, Бондаренко открыл перед полковником тяжелую дубовую дверь. Затем вслед за обер-полицмейстером шмыгнул в проем.
– Я лично сяду в одном из ресторанов, – произнес Пороховицкий, направляясь к пролетке. – Учитывая то, что преступники вооружены и опасны, в каждом ресторане должно быть не меньше трех околоточных, переодетых, к примеру, в швейцаров да в половых. Так, Григорий Степанович?
– Совершенно так, ваше благородие, – закивал Бондаренко, торопливым шагом двигаясь рядом с трогающейся с места пролеткой. – Я уверен, что Мартынов и его сообщники не иначе как сегодня– завтра предпримут очередную попытку ограбления. Он дерзок. Тут-то он и угодит в наши сети… Прямехонько, ваше благородие.
Полицейский еще несколько секунд бежал рядом с Пороховицким и стал отставать только тогда, когда лошадь перешла на рысь.
Вскоре экипаж полковника, управляемый лихим извозчиком, известным на всю Москву своей быстрой ездой, подкатил к губернаторскому дому.