– Напрасно улыбаетесь, милейший, – нараспев произнес он, выдвинув верхний ящик стола и достав из него письменные принадлежности. – Я думаю, вы должны понимать, какая участь вам уготована за все ваши лихие деяния. Вот, полюбуйтесь.
Обер-полицмейстер придвинул к Мартынову одну из бумаг и развернул ее так, чтобы задержанный мог ознакомиться с написанным. Однако Арсений даже не притронулся к документу. Для него не имело абсолютно никакого значения все, о чем бы ни говорил с ним Пороховицкий. Собственно, Мартынов вообще не понимал, зачем его вызвали в этот кабинет. В том, что дело решенное, сомневаться не приходилось. И Мартынов был готов к этому. Готов давно. Еще задолго до того, как минувшей ночью угодил в лапы жандармов.
– Это приказ, подписанный генерал-губернатором, – пояснил обер-полицмейстер, так и не дождавшись реакции собеседника. – Приказ касаемо вас, господин Мартынов. Хотите знать, о чем он гласит?
– Нет, не хочу.
Пороховицкий покачал головой:
– Напрасно, батенька. Напрасно вы так со мной. Я же помочь вам желаю.
– С чего бы вдруг? – усмехнулся Мартынов.
Ясно было, что все эти речи Петр Лазаревич ведет неспроста. И помогать он, естественно, ни в чем не собирается. Убийство Григория Степановича Бондаренко поставило в жизни Мартынова финальную точку. Такое не прощается. Да и по глазам обер-полицмейстера прекрасно видно, что все он уже давно решил для себя. Так к чему же эти игры в кошки-мышки.
– Дело, – лаконично пояснил Пороховицкий. – Дело, милейший господин Мартынов, прежде всего. А заключается оно в том, что вы не единственная реальная угроза со стороны криминального мира. Есть и остальные. Не стану скрывать, я чрезвычайно рад вашей поимке. Мечтал об этом с тех самых пор, как мы последний раз виделись с вами здесь, в этом кабинете. И вы мне, помнится, свои условия диктовать изволили. Так я этого не забыл. Да-с. И подвигов ваших ратных не забыл. В театрах да в ресторанах. А потом и то, в чем вы участвовали со своими новыми приятелями из группировки Вайсман. Мне говорили, что давешний налет в «Лиссабоне» тоже дела ваших рук, любезный. Ваших и Елизаветы Вайсман. Вы оба так и представились. Верно?
Мартынов равнодушно пожал плечами. Отвечать не имело смысла. Обер-полицмейстер не нуждался в словесных подтверждениях того, о чем говорил.
– Но, впрочем, я отвлекся. – Пороховицкий сдвинул брови к переносице и выдержал небольшую паузу. – Все ваши деяния нам обоим отлично известны. И ответите вы за них, батенька, по всей строгости… Или не по всей. Это уж как договоримся.
– Что это значит? – вскинулся Мартынов. – О чем мы с вами договариваться должны?
Пороховицкий потер ладони. Он выглядел так, словно его вполне устраивало, как складывается беседа с задержанным. Дескать, все идет своим чередом. Именно так, как он и спланировал.
– Я уже имел честь сказать, что вы не единственный, от кого исходит угроза, господин Мартынов. Взять для примера дружка вашего, Крестового. Или Евстафия Короткопалого. Капитолину и Елизавету Вайсман. В отличие от вас все эти люди до сих пор на свободе. А в мои обязанности входит искоренить преступность в нашей губернии. Полностью. А потому и предложение у меня к вам следующее имеется… Вы помогаете мне в поимке остальных членов вашей легендарной шайки, а я, в свою очередь, готов похлопотать за вас перед генерал-губернатором. Согласно этому приказу, – Пороховицкий вновь указал Мартынову на злосчастный лист, – вам полагается смертная казнь. Через повешение. Публичное, кстати, повешение, господин Мартынов. Вы не находите, что такая смерть недостойна вашего дворянского происхождения?
Губы Арсения сомкнулись в плотную тонкую линию. На щеках обозначилась небольшая бледность, но ничем больше своего внутреннего волнения Мартынов не выдал. По-прежнему спокойно и мрачно взирал на обер-полицмейстера.
– Но я готов похлопотать за вас. – Петр Лазаревич широко и победно улыбнулся. – В лучшем случае смертная казнь будет заменена на каторжные работы, а в худшем… Ну что ж, я хотя бы попробую спасти вашу родовую фамилию. Вас не повесят, а расстреляют. И не публично. Без всякого позора, милейший господин Мартынов… Но лишь в том случае, если вы поможете департаменту изловить особо опасных преступников, имена или клички которых я уже назвал. По-моему, это честно.
Пороховицкий замолчал и пристально уставился на Мартынова, ожидая его решения. Ответа или, на худой конец, хоть какой-то реакции. Арсений не стал понапрасну томить обер-полицмейстера.
– Боюсь, у меня несколько другие представления о чести, Петр Лазаревич, – с достоинством произнес налетчик и гордо распрямил спину. – Смерть через повешение – постыдна, чего уж тут скрывать. Но сдавать людей, которых ты считаешь своими друзьями, и тем самым подвергать их дальнейшим испытаниям – поступок еще более неблаговидный. Так что извиняйте, милейший, – Мартынов попытался скопировать интонации обер-полицмейстера, – но пойти на это я никак не могу. Сам себе противен буду. Полагаю, никаких иных предложений у вас для меня нет? И коль так, то мне лучше вернуться в камеру.
Пороховицкий закусил ус. Конечно, он ожидал, что такой человек, как Мартынов, ответит ему отказом. Это не Змей. И запугать его тоже вряд ли удастся. Но все же Петр Лазаревич невольно испытал чувство досады.
– Жаль, – тяжело уронил обер-полицмейстер. – Очень жаль. Признаться, я надеялся на благоразумие с вашей стороны. Вы же прекрасно понимаете, господин Мартынов, что ваше упрямство ровным счетом ни к чему не приведет. Рано или поздно мы все равно изловим ваших так называемых друзей…
– Это ваше право. – Арсений слегка подтянул раненую ногу. Он собирался встать без посторонней помощи сразу же, как только Пороховицкий даст понять, что аудиенция закончена. – Удачи вам желать, сами понимаете, не стану, но вполне могу понять ваши мотивы. Вы же находитесь на страже закона. Обидно только, что закон этот несовершенен.
Пороховицкий удивленно приподнял брови:
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что сказал. А остальное уж позвольте мне оставить при себе.
Обер-полицмейстер не нашелся с ответом. Нервно побарабанив пальцами по поверхности стола, он убрал в ящик так и не пригодившиеся письменные принадлежности. Затем взял колокольчик и позвонил. На пороге тут же появился высокий подтянутый адъютант почти с такими же роскошными усами, как и у самого Пороховицкого.
Мартынов поднялся со стула. Боль пронзила щиколотку, но Арсений лишь стиснул зубы. Лицо осталось спокойным и неподвижным.
– Ваш отец просил свидания с вами, – бросил ему в спину Пороховицкий.
Мартынов замер. Вот чего он не ожидал от обер-полицмейстера, так это разговоров о своей семье. Они сейчас были совсем не к месту и не ко времени. Особенно об отце. Тень пробежала по лицу Арсения, но, по счастью, Петр Лазаревич не мог этого видеть. Мартынов по-прежнему стоял к нему спиной.
– И что же?
– Ему отказали.