— Отчего такая уверенность? Хочешь сказать, что я тебя очень люблю?
— Ладно, не трепись, — угрюмо пробасил Кулик. — Правильно сделал, что не стрелял. А то не тебе, а мне пришлось бы вывалить труп в овраг, и мне же пришлось бы соскребать мозги в салоне.
— Почему?
— Пушка-то моя с секретом, она не со ствола палит, а с казенной части. Заказал по случаю, думал, что пригодится, да вот пока лежит без надобности.
— Ну ты даешь, — выдохнул Ковыль, благодаря себя за то, что сумел справиться с искушением.
— Струхнул? На белый свет по-новому посмотрел? Вот так-то! Никогда не знаешь, где находишь, где теряешь.
— Куда мы теперь едем?
— Есть одно тихое местечко на Калининском проспекте, — проговорил Куликов, нагло вырулив на встречную полосу под протестующие звуки клаксонов.
Ковыль от страха вжался в кресло, прочитав про себя спасительную молитву. Стась водил машину так же, как и жил, — дерзко, лихо. Он был из той категории водителей, для которых правила существовали, чтобы их можно было нарушать. И существование на грани фола для него было такой же необходимостью, как для наркомана очередная доза.
— Тоже мне нашел тихое местечко, — буркнул Ковыль, но возражать не посмел.
Пятиэтажный дом, спрятавшийся в глубине двора, с огромными встроенными колоннами на фасаде, был возведен с расчетом на помпезность и выглядел осколком античной эпохи. Миролюбиво, неподвижными атлантами, сидели на скамеечках бабульки и с высоты прожитых лет посматривали на тусующуюся в подъездах молодежь.
Кулик заглушил мотор. Выходить не торопился.
— Что-нибудь не так? — тревожно поинтересовался Ковыль.
— Тебе когда-нибудь приходилось видеть бегущих бомжей? — очень серьезно спросил Куликов.
Шутки у Стася были особенные, к ним нужно было привыкнуть, как и к его личности.
— Нет, а что? — спросил Ковыль, готовый хохотнуть.
— Мне тоже, до сегодняшнего дня. Посмотри в ту сторону, — показал Кулик на угол здания.
Невысокого роста мужчина с узенькими, почти мальчишескими плечиками, на которых болталось что-то, очень напоминающее овечий тулупчик, проявляя завидную прыть, бежал в сторону входной двери. Громко скрипнула растянутая пружина, а следом хлопок, и чумная фигура исчезла в проеме.
— Ну? — заморгал глазами Ковыль.
— Единственные, кто никуда не торопится в этом мире, так это бомжи. Заметь, даже к пустой бутылке они движутся не бегом, а идут с достоинством, словно собираются поднять не грязную посуду, а слиток золота.
— Это ты верно заметил, — рассмеялся Ковыль. — И что это значит?
— А то, что это не бомж. Наверняка на квартире меня ожидают менты. Но как они узнали о ней?
Ковыль озадаченно хмыкнул.
— Может быть, Ольга сказала?
— Ты что лепишь, чертила? — Куликов собрал в горсть отвороты рубахи приятеля. — Она не может меня предать, — тряхнул он Ковыля так, что у того лязгнули зубы.
— А если все-таки предала? — спокойно возразил Ковыль, сделав слабую попытку освободиться. Но Куликов держал крепко.
— Я не переживу этого, — неожиданно мягко произнес Стась, отпуская Ковыля. Ковыль неопределенно пожал плечами, не найдя что ответить. — Последние месяцы неприятности посыпались на меня, как из рога изобилия. Помнишь, когда это началось?
— Нет, — честно ответил Ковыль.
— С того самого козла, что въехал в Корикова на своем старом «Москвиче», — стукнул он обеими руками о руль.
— Мы его так и не нашли, он куда-то исчез, — произнес Ковыль, чувствуя за собой вину.
— Встретится он нам еще, не последний день на земле живем. Ладно, поехали. Заявляться нам туда не стоит. Они только и ждут, что мы выйдем из машины.
«Ауди» рванулась с места, набирая обороты, зацепила задним колесом сваленный на дороге гравий и, пальнув им в стороны, распугала снюхивающихся псов рыжей масти.
— Ждут меня?! Что ж, пускай пождут, — яростно крутил баранкой Стась. — Они заперли Ольгу, бля буду, заперли! Она должна была позвонить мне еще вчера. Я не верю в такие случайности. Они заперли ее! Ломали ей пальцы, выкручивали руки! Она не могла меня выдать, не могла! Только она знала об этой квартире. Она меня любит. Вы ищете меня? Что ж, я дам вам о себе знать!
— Успокойся, — мягко посоветовал Ковыль.
— Пошел ты!
— Напрасно ты это, — всерьез обиделся Ковыль.
— Извини меня, ты единственный человек, который меня по-настоящему понимает. Больше у меня никого нет. Была Ольга, и ее нет! Они меня обложили! Обложили, суки, со всех сторон!
Незаметно сгустились сумерки, высветив неоновыми огнями вывески магазинов и многочисленные витрины. Ночная жизнь города уже шла вовсю: из просторных ресторанных залов звучала развеселая кабацкая музыка, фасады ночных заведений, серые и невыразительные днем, теперь залитые ярким светом, преобразились, в них хотелось непременно попасть и откушать сладкого запретного плода. Обольстительными выглядели ночные бары, вроде некоего непотопляемого корабля порока, не спеша разрезающего гладкие воды мирской суеты.
Стась уверенно принял вправо и произнес:
— Сядь пока за руль. Я сейчас приду, сигареты кончились. Тебе что-нибудь взять?
Ковыль неопределенно пожал плечами:
— Возьми какой-нибудь водички. Ну, кока-колу, что ли.
— Хорошо, — Кулик хлопнул дверью и, не оборачиваясь, направился к ближайшему магазину.
Ждать пришлось недолго. Едва Ковыль пересел на водительское кресло, раздался выстрел. Лопнуло витринное стекло, огромное трехметровое полотно рухнуло на асфальт и во вспышках неоновых огней разбилось многоцветной радугой.
А из магазина, словно сатана из ада, походкой праздного гуляки выходил Стась Куликов. В одной руке он держал блок «Кэмела», а в другой двухлитровый баллон кока-колы. Уверенно распахнув дверцу «Ауди», он с размаху плюхнулся на пассажирское место и прикрикнул:
— Ну, чего хлебало разинул?! Поезжай, или, может быть, тебя стволом поторопить?
Машина сорвалась с места и, меняя полосы, устремилась к левому краю.
— Что там произошло? — спросил Ковыль, в очередной раз уводя машину от лобового столкновения.
— Ничего особенного, просто мне захотелось покурить. Наставил на нее пушку и приказал дать мне блок сигарет.
— У тебя что, не хватало денег?
«Ауди», просвистев тормозами, въехала в затемненный переулок, где счастливая ночная жизнь города казалась почти нереальной.
— Хватало, — принялся разминать сигарету Кулик, — просто у меня с собой были крупные купюры, а менять их мне не хотелось.
— Ну ты даешь! А что там были за выстрелы? — по коже пробежали неприятные мурашки.