— А в чем, собственно, дело? — преодолевая страх, прошелестел губами он.
— Так ты еще и спрашиваешь?! — грубой пятерней собеседник цепко ухватил Осянина за волосы, а ствол «вальтера», пропахший едкой гарью, затолкал бесцеремонно в рот. Петр Павлович почувствовал, как треснул зуб, причинив боль, лопнула губа, и рот мгновенно заполнился кровью.
Осянин сплюнул на землю красный липкий сгусток и выдохнул:
— Вы что?
— Разве не по твоей милости мне пришлось отправить на небеса восемь невинных душ?
— Это какое-то недоразумение, если я кого-то и послал разбираться, то не для того, чтобы пугать, а хотел вернуть свои права, — ствол мешал говорить, Осянин пытался вытолкнуть его языком, но мучитель втиснул его еще глубже, безжалостно расцарапав гортань.
— А теперь слушай, что я тебе скажу. Если не хочешь закончить свою жизнь где-нибудь на дне реки, с холщовым мешком на голове, то попытайся убедить вдов, что отправил их муженьков далеко на север. А когда пройдет пара месяцев, пусть они пишут заявления в розыск. Предупреждаю тебя, крыса болотная, не раньше! Если вздумаешь хитрить или заявиться к ментам, то это будет твой последний серьезный поступок в твоей дрянной жизни. Ты меня хорошо понял? — прошипел незнакомец, повернув ствол.
Осянин почувствовал, как раскрошился второй зуб, передний, причинив еще более мучительную боль.
— Да, — сплюнул он в липкую грязь кровь.
— Вот и отлично, — отпустил волосы сидевший рядом. — Да у тебя, оказывается, волосы лезут, — он брезгливо отер руки о брюки, — ладно, поживи еще, — вытащил он ствол изо рта. — Я даже поступлю с тобой более гуманно. Если ты кому-то брякнешь о нашем разговоре хотя бы полслова, то ментам станет известно обо всех твоих приключениях с малолетками. Я думаю, тебе известно, что делают на зоне с педофилами. В землю смотри, тварь! В землю, сказал! — ствол «вальтера» ткнулся в широкий лоб Петра Павловича. — А ты послушный, молодец. Если так будешь вести себя и впредь, то неприятностей с тобой не произойдет. У тебя, кажется, в Англии учится сын?
Осянин издал стон:
— А про него откуда вы знаете?
— Мы солидная контора, парень, если занимаемся делами, то всегда на очень высоком уровне, — безо всякого бахвальства отвечал незнакомец.
Сын у директора «Мостранспорта» действительно обучался в одной из частных школ, но об этом знал очень узкий круг людей. Петр Павлович редко кого допускал к семейным тайнам, а информацией о сыне на всем белом свете владело всего лишь три человека. Грешный плод студенческой любви.
За последние полгода он четырежды разговаривал с ним по мобильному телефону, последний раз на прошлой неделе — как обычно, сын просил позаботиться о матери и спрашивал, есть ли возможность отправить его месяца на три в Америку. Сына Осянин любил и, несмотря на то что видеться им приходилось все реже, чувствовал, что привязывается к нему с годами все сильнее.
— Может, ты мне не веришь? Так я могу пересказать содержание вашего разговора.
— Не надо, — выдавил из себя Осянин. Чтобы подслушать разговор по мобильнику, требовалась соответствующая аппаратура. — Вы откуда, из конторы?
— Тебе это совершенно ни к чему знать, — так же твердо сказал незнакомец. — Важно, чтобы ты помнил наш разговор.
Осянин никак не мог понять, что в нем не нравилось больше всего, и вдруг догадался. Джинсы! Они были потертые, с легкой бахромой у самого низа и совсем не сочетались с дорогими ботинками. Так же отвратительно на нем смотрелся старый затертый пиджачок темно-бордового цвета. Маскарад был простенький, без особых затей, зато беспроигрышный — вряд ли кто обратит внимание на троицу алкашей в глубине двора, распивающих литр бормотухи. Зато человек, изысканно одетый, обращает на себя внимание всегда. Если за ним не наблюдают с лавочек подозрительные старушки, то наверняка через щелочки занавесок смотрят жильцы соседних домов.
В ближайшем подъезде он снимет с себя старые брюки и пиджак и превратится в джентльмена с манерами. Осянин едва поднял глаза — так оно и есть, под костюмчиком виднелась достаточно дорогая шелковая рубашка.
— Я запомню.
— Вот и славненько. А теперь посиди здесь минут пять и не думай дергаться, если не хочешь упасть с простреленной башкой. А потом проваливай на все четыре стороны. Усвоил?
— Да, — тихо произнес Осянин, надеясь, что все его страхи окажутся далеко позади вместе с исчезновением блестящих ботинок.
Неторопливой походкой пропащего бездельника его новый знакомый отправился в обратную дорогу. Походка сосредоточенная, ищущая, вот, кажется, что бродяга сейчас нагнется и вытащит с победным ликованием из-под разросшегося куста пустую бутылку.
Нет, не случилось. Он прошел через весь двор и скоро спрятался за высокой оградой. Петр Павлович добросовестно просидел положенное время на скамье, а потом, поднявшись, пошел обратно к своему дому. У того места, где еще недавно сидела неприглядная заросшая публика, он остановился.
Странное дело, но вместо обыкновенной отечественной сивухи бомжи попивали дорогое французское вино, бутылки из-под которого неряшливо валялись подле грубо сколоченного ящика. Нечто подобное можно было бы предположить сразу, удивительно, что он не разглядел такую роскошь вначале.
Выходит, что господа бомжи удовольствие совмещали с работой. Потягивали себе крепенькое красное винцо и терпеливо дожидались, когда Осянин ублажит очередную четырнадцатилетнюю киску.
Зло пнув пустую бутылку, Петр Павлович заторопился дальше.
Зайцев шмыгнул носом, покрутил головой, кому-то вяло кивнул, скучно улыбнувшись через стиснутые зубы, и, приложившись полноватыми губами к пивной кружке, сделал несколько больших глотков.
— Не самое лучшее место ты выбрал для встречи, майор, — кисло заметил он. — Вот мы с тобой минут десять всего и стоим здесь, а я уже кореша своего встретил. Вместе срок мотали. Ладно еще, не подошел, а так лишний базар пошел бы.
На клочке бумаги лежал крупно нарезанный вяленый лещ. Шевцов взял один из кусков и аккуратно очистил.
— Место здесь хорошее. И нет ничего страшного в том, что встречи тут могут быть самые неожиданные. Я, например, опер, а ты бывший зек, и ничего, беседуем, — весело улыбнулся Шевцов. — Вот как ты думаешь, кто стоит за тем дальним столом? — взглядом показал Вадим на мужчину неприглядного вида.
Заяц вяло обернулся. Мужчина был в светлом, почти белом плаще, явно не по сезону. Длинные полы выглядели изрядно перепачканными. Человек напоминал самого обыкновенного бомжа, вылезшего из затхлого подвала и ползком добравшегося до пивного бара. Рядом на стойке, среди вороха засаленных бумаг и пустых кружек, возвышался старомодный кожаный портфель с огромными металлическими застежками.
— Да мало ли бомжей в округе, — поморщился брезгливо Зайцев.