– Что он скажет без сознания? Я все-таки думаю, груз он вез какой-то опасный. Может, пожар случился. Он сообразил, что дело табак, дал по тормозам и вывалился на дорогу. Почти успел. Но все равно зацепило. Там еще «ауди» следом шла. Мужик с бабой ехали. Тоже все видели. Баба перепугалась, бьется в истерике. Мужик мечется. Не знает, что делать. То ли водиле раненому помогать, то ли бабу свою успокаивать. Тут как раз и мы с Мишкой подрулили. Пострадавший валяется на асфальте, голова в крови. Мы стоим и смотрим, как дураки. Тоже не знаем, что делать. Трогать боимся. Вдруг позвонки повреждены, тогда вообще трогать нельзя, двинешь неправильно, и все – человек на всю жизнь инвалид. Хорошо, что мужик из «ауди» бабе своей догадался пощечину влепить. Сразу успокоилась. Она ветеринаром оказалась, ну и сказала нам, что делать надо. Человек ведь та же скотина, только двуногая. «Скорую» вызвали. Самыми последними менты приехали. Почему – не понятно. Они ведь всегда в районе тридцатого километра пасутся, а тут не докричишься. Мы два часа назад в другую сторону ехали, видели их, а тут пропали куда-то.
Официантка в вышитом переднике принесла шоферам три порции пельменей. Разговор на некоторое время прервался.
– А что дальше было? Долго вас менты мурыжили? – жуя, спросил водитель в жилетке.
– Не очень. Переписали всех. Нас, этих из «ауди», паренька одного, он тоже остановился. И сваливать велели, мол, если что, потом вызовут. А раненый этот, он…
Решив, что гостям кафе для полного счастья не хватает попсы, бармен включил магнитофон, и Юлий, сидевший как раз под динамиками, больше ничего не услышал. За соседним столиком быстро проглотили пельмени, расплатились и расселись по автомобилям. Мишаня с напарником – в длинную фуру с надписью Coca-Cola, третий – в бусик с рекламой ничего не говорящей Юлию фирмы на кузове. Самому Юлию спешить было некуда. Достав из рюкзака карту, он решил посмотреть, где именно находится этот самый тридцатый километр. Тараскин чувствовал: он должен там побывать. Почему должен? Таким вопросом он даже не задавался. Какая разница? Времени у него целый вагон. Пока не поймают. Все равно он едет в ту сторону.
Дождь так и не начался. Ночевал Юлий в лесополосе, в палатке. Стучал зубами от холода, но разжечь костер так и не решился.
На следующий день ближе к полудню он достиг нужной отметки на шоссе. Следов взрыва не было, но ведь километр – понятие протяженное. Да и дальнобойщик говорил о приблизительном месте. Юлий проехал вперед еще немного и притормозил возле стоящей на обочине по ходу движения грузовой «газели». На тянувшемся вдоль дороге участке поля двое мужчин, молодой и пожилой, сажали картошку.
– Здоров, мужики. Бог в помощь, – сказал Юлий.
Мужчины прекратили работу. Посмотрели в его сторону.
– Сказал Бог, чтоб ты помог, – ворчливо ответил пожилой.
Юлий поставил велосипед на подножку.
– Не вопрос. Еще лопата есть?
– Есть, в кузове, – сказал молодой, но второй остановил Юлия.
– Я пошутил. Сами управимся. Тут работы на десять минут осталось, – сказал он, вопросительно посмотрев на Тараскина.
– Я репортер, – сказал Юлий. – По заданию редакции совершаю велосипедную поездку по краю, записываю разные истории, которые случились. Слышал, тут авария была на днях. Будто бы машину взорвали.
Мужчина внимательно оглядел Юлия с ног до головы, но сомневаться в его словах не стал. Ответил.
– Взорвали или сама взорвалась – это нам неизвестно. Вот там это случилось, шагах в пятидесяти отсюда.
Он показал рукой где именно.
Юлий посмотрел вперед, куда ему указывали, но ничего, кроме асфальта, не увидел.
– Обломков много было. Но их все собрали. На грузовик погрузили и увезли. Может, на свалку, может, экспертизу делать будут. Вот зять мой видел, как обломки собирали. Меня тут тогда не было.
Зять кивнул в подтверждение этих слов.
– А что было-то? Отчего все случилось? – не унимался Юлий, сам не до конца понимая, что он будет делать с этими сведениями. – Что местные говорят?
– Не знаю, – помотал головой пожилой. – Ничего не говорят. В новостях слышал, что, мол, причины выясняют.
– И что, никто не спасся?
– Почему, подобрали одного. Но может, и умер уже.
– Живой, – поправил его зять. – Он в районке лежит. Мне Вова Жовмир рассказывал. Говорил, что жив. Башкой только ударился сильно, когда из машины выскакивал. А так ничего.
– Жовмир – это ваш приятель?
– Знакомый. Крутит баранку на «скорой помощи». Это он сюда за раненым приезжал.
– Все ясно. Ну, и на том спасибо.
До районного центра было почти пять километров, его Юлий уже миновал, но он не хотел, чтобы эти двое видели, как он разворачивает велосипед. Он поехал прямо, пока они не скрылись из виду, после чего свернул на тропинку и, описав огромный крюк вокруг полей, стоивший ему добрых полутора часов времени, вернулся назад.
Понятие «районная больница» вызывало у Юлия ассоциации с одноэтажными белыми строениями, чем-то напоминающими бараки, обмазанные штукатуркой и побеленные, заросшие со всех сторон травой. Что-то вроде земских больниц второй половины XIX века, в которых трудились герои рассказов Антона Чехова и Михаила Булгакова, где выздоровление в большей степени зависело от крепости организма больного, чем от мастерства врачей или наличия морально устаревших лечебных препаратов.
На деле же здание районки было напичкано современным оборудованием и помещалось в большом многоэтажном корпусе, самом красивом в городке после построенного в центре здания церкви адвентистов седьмого дня. Юлий не знал, что действующий мэр города прошел в больнице путь от простого до главного врача и теперь не жалел средств для развития медицины в городе, чего не скажешь обо всем остальном, о тех же, например, дорогах, передвигаться по которым следовало с большой осторожностью даже на велосипеде.
– Где лежит пациент, которого доставили сюда около недели назад, после взрыва машины? – спросил Тараскин неопределенного возраста тетю, сидящую за стеклом с прорезанным окошком.
Чтобы ответить, тете даже не понадобилось сверяться с журналом.
– Неврология. Второй этаж, пятая палата, – с ходу сказала она так, словно других пациентов, кроме этого человека, в больнице не было.
– А как он?
– Не знаю. У лечащего врача спросите.
– Благодарю, – уходя, сказал Юлий, но женщина за стеклом удержала его.
– Подождите, вы ему кем приходитесь?
Юлий задумался. Чтобы кем-то приходиться, необходимо сначала знать хотя бы приблизительный возраст этого человека. А то скажет «брат», а окажется, что больной ему в отцы годится.
– Товарищ. Коллега по работе, вернее.
– Ваш коллега к нам без документов поступил. Скажите, как его зовут, чтобы я смогла записать.