– А ведь ты запачкан, Стасик!
Стась Ерофеев выделялся среди заключенных почти болезненной чистоплотностью. Перед едой он подолгу мыл руки, чем напоминал хирурга, готовящегося к операции, а с тюремной робы так тщательно смахивал каждый приставший волосок, будто готовился пройтись по подиуму топ-моделью на глазах у миллионов телезрителей. Именно поэтому его и прозвали Щеголем.
Осужденные говорили о том, что даже в кишащем вшами и тараканами следственном изоляторе он умудрялся выглядеть безукоризненно чистым, а на суде появлялся в выглаженных брюках и белоснежной рубашке и больше напоминал жениха перед свадьбой, чем будущего арестанта.
– И где же? – удивленно воззрился Щеголь на свои брюки, на которых отчетливо вырисовывались стрелки.
– Стась, – с нарочитым недоумением воскликнул Беспалый, – да ты не туда смотришь! Ты не спереди смотри, а сзади. Не видишь, – сочувственно вздохнул капитан. – А впрочем, такое сразу не разглядишь… Чтобы резьбу на заднице заметить, нужно сначала штаны снять. Может, тебе лучше к зеркалу подойти?
Стасю Ерофееву не однажды приходилось слышать о том, как Беспалый вербует агентуру, – под тяжестью обличительных фактов склонялись даже самые непримиримые блатные, но он никогда не думал, что это может быть так страшно. Он понял, что Беспалому стало известно о самой сокровенной его тайне, которой он ужасно стыдился, опасаясь, что однажды она станет достоянием блатных и тогда прежние приятели-бойцы распнут его на полу барака, подобно тому, как это делали римские гладиаторы с обесчещенной жертвой.
…Это произошло с ним во время «малолетки», когда один из старших воспитанников – по кличке Дрозд – заманил его в туалет и, накрыв своим огромным телом, наиздевался над ним, как над девкой. А потом, надев штаны, довольно изрек:
– Теперь ты мой и будешь обслуживать меня по первому разряду.
А когда Дрозд повернулся и пошел к двери, Стась пырнул его в печень заточенной отверткой.
Щеголю добавили тогда срок, а Дрозда он больше никогда не видел. Говорили, что тот месяц провалялся в лазарете и только молодость не позволила ему рано повстречаться с безносой старухой.
…На мгновение Стась почувствовал, как его парализовало, а потом, сглотнув горькую слюну, произнес:
– Что надо?
– Ты не бойся, все останется между нами, – усмехнулся Беспалый. – Я ведь и не такие тайны с собой ношу. А твоя она – тьфу! Пустяк! Если бы я тебе рассказал все, что знаю, так ты бы мне просто не поверил. Но на это я не имею права, иначе я бы не был опером. Сболтнешь лишнего, а потом человека пырнут, как ты в свое время Дрозда. Милый ты мой, я знаю много таких, которые обслуживали воров, будучи «пацанами», а потом сами становились законными. Возможно, некоторые и знают про них, да молчат, а слово одно лишнее скажут, так им – чирик по горлу, и поминай как звали! А твой случай – это сущая безделица… Ты не держи на меня зла – что поделаешь, работа у меня такая сволочная. Думается мне, что мы с тобой еще подружимся.
– Подружимся, говорите… Чтобы человека на свою сторону перетянуть, вы его всегда сначала мордой в помои суете?
Беспалый вновь ободряюще улыбнулся:
– Ошибаешься, Стась, это не дерьмо. Вспомни щенка, который отворачивается от миски с кашей, пока его носом туда не сунешь. Вот так и ты… Да ты расслабься, Щеголь. Может, выпить хочешь? Коньячок! Для такого гостя, как ты, мне ничего не жалко.
– В глотку не полезет.
– А вот это ты напрасно, – мягко укорил его Беспалый. – Знаешь, коньячок – вещица полезная, если, конечно, употреблять его в меру. Снимает стресс, расширяет сосуды. А ведь мы с тобой приближаемся к тому возрасту, когда себя уже следует беречь. Я, к примеру, не отказываю себе в удовольствии выпить в день рюмочку.
Капитан налил коньяк в низкую пузатую рюмку и решительно опрокинул темно-коричневую жидкость в раскрытый рот.
– Крепка! Как ее только пьют, проклятую… Знаешь, Щеголь, я давно к тебе присматриваюсь. В тебе есть нечто такое, что напрочь отсутствует у многих. Характер! И не просто характер, а воровской характер. Не зря говорили в старину: «Ищи смелого в тюрьме!» Ты из таких. А потом, в тебе есть честолюбие, и я уверен, что ты не будешь довольствоваться ролью тупоголового гладиатора, который по указке пахана готов проломить голову любому. Ты пойдешь выше! И я помогу тебе в этом.
– Покупаешь, гражданин начальник?
– Совсем нет. Предлагаю тебе равноценную сделку. Через несколько лет я сделаю тебя паханом зоны, а возможно, даже вором в законе, но ты в свою очередь должен исполнять любое мое распоряжение. Если я приказываю навесить на кого-то «косяк», ты должен исполнить. Если нужно будет попридержать мужичков, которые слишком много рассуждают, то ты должен будешь найти управу и на них. Да ты присядь! – любезно разрешил Беспалый. И когда Щеголь тяжело опустился на грубо сколоченный табурет, все так же весело продолжал: – Теперь мы с тобой встречаться будем почаще. Не хочу повторять, но этот разговор должен остаться между нами.
Беспалый в совершенстве владел искусством ведения разговора. Он умел быть раскрепощенным, как вор во время кутежа, откровенен, как грешник на исповеди, и лучезарной улыбкой умел расположить к себе даже недруга. Этому невозможно было научиться в милицейских школах, скорее всего, это был божий дар.
– Как ты узнал… обо мне?
– Можешь не волноваться. Дрозда уже нет в живых – он загнулся от рака желудка. Кто знает, может быть, здесь сыграла свою роль и та рана, которую ты нанес ему несколько лет назад. Мы были с ним ба-альшими приятелями, и он мне передоверил кое-какие секреты. Возможно, он хотел использовать тебя как-то в своих целях, но исполниться этому, как видишь, было не суждено.
– Ты говоришь так, как будто я уже дал свое согласие.
– Поразмысли, Щеголь, у тебя нет другого выхода. Ты же неглупый парень и должен понять, что мы нужны друг другу.
– Ты вот считаешь, что я сумею подняться, но ты же должен знать, что я «химик», а в воровской среде они не в особом почете.
– Я многое сумею для тебя сделать. В моих возможностях даже переписать статью, а потом я всегда буду прикрывать тебя. Ты и сейчас пользуешься кое-каким авторитетом среди гладиаторов. Я укреплю твой авторитет. Твоя же задача – выдвинуться среди зеков в лидеры.
– Наверняка найдутся и такие, которым не понравится мое возвышение, и они захотят меня «опустить».
– Этого ты не должен бояться, – голос капитана оставался спокойным, похоже, он все хорошо обдумал. – Я помогу тебе нейтрализовать любого авторитета. В моей власти отыскать на него такой компромат, что он заткнется на долгие годы. Ну как, согласен?
Беспалый протянул руку. Его широкая ладонь остановилась как раз напротив груди Щеголя.
– Хорошо… Я согласен. – Щеголь выдержал паузу, внимательно глядя в глаза Беспалому, слабо пожал протянутую руку и будто бы почувствовал прикосновение клейкой паутины.