Ангел отрицательно покачал головой:
— Если ты решил оттянуть свою смерть, то у тебя ничего не выйдет.
Ты должен умереть в течение суток. Следовательно, отведенные тебе часы ты должен провести не в думах о смерти, а поработать в цейтноте. Имеющуюся наличку ты должен переправить в течение двух часов вот на эти счета, — положил Ангел на стол клочок бумаги. — Здесь указан швейцарский счет. Вот этот в Германии. Это уже Канада. Вопросов не возникнет, все уже обговорено.
— Я не могу этого сделать, — неожиданно возразил Ефимович, — на это нужно распоряжение схода.
— Все верно, — согласился Ангел и положил на стол обыкновенный лист бумаги, на котором стояли подписи двух десятков воров.
— Сильный ход, — сдержанно одобрил Ефимович, прочитав бумагу, — теперь я вижу, что все это очень серьезно.
— Даю тебе на все про все три часа!
— Спасибо, — кивнул Ефимович, по достоинству оценив великодушие Ангела.
Вообще, по правилам, казначей по первому же требованию сходняка должен доставить деньги в течение одного часа в указанное место. Ему же отводилось целых три.
— Мне больше нечего тебе сказать. Прощай, — произнес Ангел, отчетливо осознавая, что видит старика в последний раз.
С минуту Ефимович сидел в одиночестве. Вокруг царила абсолютная тишина. Он поднял брошенную папиросу, растер ее между пальцев, сдул на пол просыпавшийся табак и чиркнул зажигалкой. Его ожидала бездна, и, стоя уже на самом ее краю, он как никогда отчетливо ощутил морозное дыхание смерти. В такие минуты следовало бы мысленно проститься с близкими, наполнить душу тоской или хотя бы погрустить перед дальней дорогой, но семьи у него не было, а дочь никогда не была по-настоящему близка.
Смерть для вора такое же обыкновенное дело, как пребывание в чалке. Вор готовится к ней всегда, ежеминутно, свыкаясь с ее постоянной близостью.
Ефимович выдвинул ящик стола. В его глубине негромко и весомо брякнул «вальтер». Он взвесил пистолет в руке — приятная игрушка. Неожиданно дверь слегка приоткрылась. Это был верный Ильфан.
— Я нужен? — робко поинтересовался он. Ефимович смущенно повертел в руках «вальтер», потом сунул его обратно в ящик.
— Это совсем не тот случай, Ильфан. Мне уже никто и ничего не поможет. Ступай. Я хочу побыть один. Хотя постой, — он сунул руку в карман и вытащил оттуда чековую книжку. — Это тебе за верную службу. Теперь ты станешь состоятельным человеком и можешь делать все, что хочешь. Можешь купить за границей дом. Можешь путешествовать по миру. Все в твоей власти! Ты заслужил эту награду. Чек оформлен на предъявителя. Одна к тебе просьба, уезжай побыстрее, пока здесь не заварилась кровавая каша. А она будет, обещаю тебе.
Деньги ты можешь получить в любой стране мира. Hу что ты стоишь? Бери! Ты их честно заработал.
— А как же ваша дочь? — неуверенно поинтересовался Ильфан.
Ефимович нахмурился, а потом бодро отвечал:
— О ней не волнуйся, она обеспечена. Если ты не возьмешь эти деньги, то они просто достанутся другому. Ну?!
Ильфан не посмел обидеть Ефимовича отказом, знал — это последняя воля старого вора. Двумя палы ми, осторожно, он вытянул из его ладони чек.
— Хорошо.
Старый вор задумался, потом, глубоко вздохнув, сказал:
— Я бы хотел сделать ворам подарок.
— Лукьянов? — догадался Ильфан.
— Да, — мрачно кивнул Ефимович. — Он. Ладно, иди, теперь мне нужно сделать последние распоряжения.
Ефимович поднял трубку телефона, уже не замечая верного слугу.
Ильфан неслышно вышел за дверь.
— Жора, ты как-то просил побеспокоиться о нашем друге. Считай, что я уважил твою просьбу. Прости, если чем обидел, — с этими словами Ефимович положил трубку.
Выстрел прозвучал через два часа пятнадцать минут. Именно столько времени понадобилось Ефимовичу, чтобы закончить свои дела. Деньги общака благополучно перекочевали на новые счета и теперь дожидались распоряжений вновь выбранного казначея.
* * *
Прокурор области Иванцов имел интеллигентную внешность: мягкие черты лица, густая седая шевелюра, грустинка в больших карих глазах. Он напоминал университетского профессора.
— Лукьянова, конечно, можно брать. Материала на него накопилось выше головы. Тем более что он завтра утром будет в городе, — уверенно сказал он.
— Откуда тебе это известно? — удивился сидящий напротив него Серов.
— Все очень просто, у него плановая встреча с заместителем главы администрации президента. Тот вот-вот должен прибыть в Питер.
— А-а… ну да!
— Материала на него, конечно, предостаточно… Но как на это посмотрят в Москве? Там у него, как мне известно, немало сторонников. Все надо как следует обдумать, взвесить. А ты чересчур жестко сформулировал ему обвинение.
— Так ты против? — резко спросил Серов.
— Вот как вы, молодежь, любите все обострять, — укорил его Иванцов, — а нельзя ли было какую-нибудь другую формулировочку придумать, помягче, что ли.
— Хорошо. Я учел этот вариант, — Серов раскрыл папку и вытащил из него листок бумаги.
— Что это? — небрежно спросил прокурор.
— Это мое заявление об увольнении, — не моргнув глазом ответил следователь.
Иванцов взял со стола рапорт и принялся тщательно изучать его.
Потом хмуро взглянул на старшего оперуполномоченного, и ему стало ясно, что мягкотелым интеллигентом здесь и не пахнет.
— Чего ты от меня добиваешься? — напрямую спросил прокурор.
— Чтобы он понес наказание.
Прокурор надолго задумался, а потом ответил:
— То, что я тебе сейчас скажу, забудь! Он уже не жилец! У нас ведь тоже существуют какие-то свои секреты. Так что санкция на арест мертвецу не нужна. Так будет лучше для всех. Возможно, для него тоже.
Иванцов вспомнил свой разговор с Георгием Маркеловичем, генерал-лейтенантом ФСБ в отставке (для близкого окружения — просто Жора), который рассказ ему, что на вице-губернатора Лукьянова законники объявили охоту. А генерал знал, о чем говорил. Последние годы он курировал подразделение, занимавшееся ворами в законе. Некоторые из них в итоге стали его близкими друзьями.
— Можешь идти. Еще раз тебя предупреждаю, то что я сказал тебе, забудь!
Серов развернулся и направился к выходу.
— Заявление забыл, — окликнул прокурор. Игнат вернулся, небрежно смахнул со стола лист бумаги и, скомкав, положил в карман.
* * *
«КамАЗ», громко гремя железным кузовом, промчался мимо на огромной скорости, обрызгав людей, стоящих на обочине.
— Козел! Он что, обкурился, что ли? — стряхнул с себя грязь парень, менявший переднее колесо. — Может, догнать? — вопросительно посмотрел он на Лукьянова.