— Что ты сделала? — переспросил полковник Хиткоут-Килкуун таким тоном, что могло показаться, будто его вот-вот хватит апоплексический удар, когда жена сказала ему, что пригласила комманданта погостить у них.
— У «Белых леди»? Этого паршивого бура?! И слушать об этом не желаю! О Боже, скоро ты начнешь приглашать еще индийцев или негров. Плевать мне, что ты ему сказала. Я не желаю видеть эту скотину в своем доме!
Миссис Хиткоут-Килкуун повернулась к майору Блоксхэму.
— Объясни ты ему, Малыш, тебя он послушает, — сказала она и, еле переставляя ноги, направилась к себе в комнату лечиться от внезапно начавшегося приступа мигрени.
Майор Блоксхэм отыскал полковника в саду среди его любимых азалий и был весьма расстроен тем, как тот выглядел — красный, с вздувшимися венами.
— Не надо так переживать, старина, — сказал майор. — Мы должны уже думать о давлении, о здоровье.
— Как же не переживать, когда эта женщина заявляет, что пригласила какую-то краснозадую обезьяну! Погостить у «Белых леди»! — прорычал полковник, отчаянно размахивая садовыми ножницами.
— Да, это немножко чересчур, — примирительно произнес майор.
— Немножко?! На мой взгляд, это переходит все пределы. Здесь такое не принято. Нахлебники проклятые! — И полковник скрылся в кустах, оставив майора переживать последнее замечание, прозвучавшее в данном случае достаточно двусмысленно.
— Но ведь, насколько я знаю, он поклонник Мастера, — сказал майор, обращаясь к крупному цветку.
— Гм, — фыркнул полковник, успевший перенести свое внимание на рододендрон. — Знаю я эти сказки. Ему лишь бы всунуть ногу в дверь. А там не успеешь опомниться, как весь клуб будет забит подобными типами, черт побери.
Майор Блоксхэм согласился, что в этом есть доля истины. Он, однако, заметил, что, похоже, коммандант на самом деле искренне любит Дорнфорда Йейтса. Полковник был с этим категорически не согласен. — Он из тех типов, что раньше размахивали белым флагом, а сами стреляли в это время по нашим офицерам, — рявкнул он в ответ. — Ни одному буру нельзя; доверять ни на йоту.
— Но… — начал возражать майор, старавшийся одновременно и не упустить свою мысль, и проследить за стремительными перемещениями полковника по саду.
— Никаких «но»! — прокричал полковник из-за куста камнеломки. — Этот человек — негодяй. И в нем течет кровь цветных. Она есть в каждом африканере. Это общеизвестный факт. Я не потерплю ниггера в своем доме! — Его голос отгрохотал за кустами и стих, послышалось частое щелкание садовых ножниц. Поняв, что разговор окончен, майор Блоксхэм вернулся назад в дом. Миссис Хиткоут-Килкуун, уже вполне оправившаяся от мигрени, сидела на веранде с вечерним коктейлем.
— Он непреклонен, дорогая, — сказал майор, осторожно ступая мимо маленькой мексиканской собачки, лежавшей у ног хозяйки. — Абсолютно непреклонен.
Гордый тем, что ему удалось столь дипломатично сообщить о своей неудаче, майор налил себе двойную порцию виски. Вечер обещал быть трудным.
— Скоро открывается охота на лисят, — сказал полковник за ужином, когда подали авокадо. — Жду с нетерпением.
— А Фокс в хорошей форме? — поинтересовался майор.
— Харбингер его тренирует, — ответил полковник, — делает с ним каждое утро десятимильные пробежки. Хороший он парень, этот Харбингер. Знает свое дело.
— Да, Харбингер отличный доезжачий, — поддержал майор.
Миссис Хиткоут-Килкуун, сидевшая за дальним концом большого, сделанного из красного дерева обеденного стола, с обиженным видом выбирала ложечкой мякоть своего авокадо.
— Харбингер — уголовник, — сказала она после того, как несколько минут за столом царило молчание.. — Ты же взял его из тюрьмы в Веезене.
— Лучшие лесничие получаются из бывших браконьеров, — возразил полковник, которому не нравилось, что его жена взяла в привычку своими реалистическими комментариями разрушать тщательно вы страиваемый им собственный искусственный мирок. — Самые лучшие, да будет вам известно. И к тому же, умеющие отлично обращаться с собаками.
— С гончими, — с неодобрением в голосе уточнила миссис Хиткоут-Килкуун. — Не с собаками, дорогой, а с гончими.
Сидевший напротив нее за противоположным концом стола полковник побагровел.
— В конце концов, — продолжала она, пока полковник не нашелся, как ей возразить, — уж если мы прикидываемся дворянами, которые на протяжении многих поколений держали гончих, то можно, по крайней мере, делать это как следует.
Полковник Хиткоут-Килкуун злобно уставился на жену.
— Вы забываетесь, дорогая, — выдавил он наконец.
— Совершенно верно, — ответила миссис Хиткоут-Килкуун. — Я забываюсь. Я уже давно позабыла, кто же я на самом деле. Думаю, мы все позабыли, кто мы такие, — с этими словами она встала из-за стола и вышла из комнаты.
— Не понимаю, что на нее нашло, — сказал полковник. — Ведет себя просто безобразно. А ведь была нормальной женщиной.
— Возможно, на нее плохо действует жара, — предположил майор.
— Жара? — удивился полковник.
— Погода, — поспешно поправился майор Блоксхэм. — Жаркая погода многих делает невыносимыми.
В Найроби было жарко, как в аду, и там это на нее никак не влияло. Не понимаю, почему здесь вдруг у нее стали появляться подобные бзики.
Мужчины закончили ужин в молчании. Взяв кофе, полковник ушел с ним в кабинет слушать передававшиеся по радио сводки биржевых новостей. Он с удовлетворением отметил, что акции золотодобывающих компаний поднялись в цене. Надо будет утром позвонить брокеру и распорядиться о продаже акций «Вест Дрефонтен». Когда новости закончились, полковник выключил радио, подошел к книжной полке и, взяв томик «Берри и компания», уселся перечитывать его в восемьдесят третий раз. Вскоре, однако, поняв, что не может полностью сосредоточиться на книге, он отложил ее в сторону и вышел на веранду. Там, в сгущавшейся темноте, сидел в одиночестве майор Блоксхэм со стаканом виски в руках и разглядывал сверкавшие далеко внизу огни ночного города.
— Чем занят, Малыш? — спросил полковник, и в голосе его прозвучало нечто похожее на привязанность.
— Пытаюсь вспомнить вкус морских устриц, — ответил майор. — Я их уже так давно не ел…
— Лично я предпочитаю речных, — ответил полковник. Некоторое время они посидели молча. Откуда-то издалека доносилось пение зулусов.
— Плохи дела, — нарушил молчание полковник. — Не переношу, когда Дафния сердится. Но и пустить в свой дом этого типа тоже не могу. Ума не приложу, что делать.
— Трудная ситуация, — согласился майор. — Жаль, что нельзя от него как-нибудь отделаться.
— Отделаться?
— Ну, сказать ему, что у нас на ферме ящур или что-нибудь в этом роде, — пояснил майор, вся жизнь которого состояла из сомнительных отговорок такого типа. Полковник Хиткоут-Килкуун поразмышлял над предложением, но все же отверг его.