Оскорбление нравственности | Страница: 71

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Все это — лишь косвенные доказательства, сэр, с сомнением в голосе произнес сержант Брейтенбах.

— А какие-нибудь прямые улики у нас есть?

— Есть, — уверенно произнес коммандант и, по рывшись в карманах, вытащил какой-то небольшой предмет. — Кто-нибудь из вас видел такие штуки? — спросил он. Все присутствующие, конечно же, знали, как выглядят детонаторы, которыми пользуется полиция. — Вот и хорошо, — продолжал коммандант. — Это было найдено в конюшнях имения «Белые леди».

— Констеблем Элсом? — спросил сержант Брейтенбах.

— Мной, — ответил коммандант, подумав про себя, что надо не забыть отправить вперед Элса, под завязку нагрузив его машину взрывчаткой, капсюлями, детонаторами и презервативами, чтобы, когда приедут сержант Брейтенбах и основная группа, они смогли обнаружить там достаточное количество прямых улик. Коммандант объяснил план дома и сада, в заключение распорядившись, что в операции примут участие все наличные бронемашины, двести полицейских с автоматами, сторожевые немецкие овчарки и розыскные доберман-пинчеры. — Не забывайте: мы имеем дело с профессиональными убийцами, — напутствовал он подчиненных. — Это вам не любители.

Когда миссис Хиткоут-Килкуун, пройдя все необходимые процедуры и украсив себя новой прической, выходила из парикмахерской, по центральной улице города как раз проезжала колонна машин, во главе которой шли пять броневиков. Она постояла, глядя на набитые полицейскими грузовики. Грудь ее переполняло восхищение коммандантом, способным действовать столь быстро и энергично. Когда последний грузовик с немецкими овчарками повернул за угол, она тоже повернула и направилась в полицейское управление, чтобы еще раз сказать комманданту, как она без него соскучилась. Однако дежурный сержант сообщил ей, что комманданта нет на месте.

— Куда же он уехал? — грустно спросила она. Извините, мадам, но я не имею права этого говорить, — ответил сержант.

— Как же мне это узнать?

— Ну, пожалуй, я бы вам посоветовал поехать за этой колонной, предложил сержант. Миссис Хиткоут-Килкуун вышла на улицу. Она испытывала раздражение и голод одновременно. Чтобы как-то успокоиться, отправилась в кондитерскую, где выпила чашку чая и съела несколько пирожных.

«Зайду еще разок попозже, — решила она, — далеко он уехать не мог». Однако через час, когда она снова заглянула в полицию, ей сказали, что коммандант вернется только на следующий день.

— Как странно! Почему же он мне ничего не сказал? — удивилась она с тем апломбом и самоуверенностью очаровательной представительницы преуспевающего среднего класса, которые много раз произво дили эффект на куда более непоколебимых мужчин, нежели дежурный сержант.

— Пусть это останется между нами, — таинственным голосом проговорил тот, — но они отправились в Веезен. На маневры? — с надеждой спросила миссис Хиткоут-Килкуун.

— Арестовывать саботажников, — ответил сержант.

— В Веезене?!

— Совершенно верно, — подтвердил сержант, — но не говорите никому, что я вам об этом сказал.

Миссис Хиткоут-Килкуун заверила его, что, конечно же, не собирается никому об этом рассказывать, и вышла на улицу. Такой поворот событий поразил ее. Она уже почти дошла до своего «роллс-ройса», когда внезапно осознала смысл и причины происходящего.

— О Боже, — простонала она и бросилась к машине, но оказалось, что ключи от нее куда-то запропастились. Она перерыла всю сумочку, но ключей не было. В состоянии полнейшего смятения и крайнего возбуждения она кинулась назад в парикмахерскую, но через пару минут вышла оттуда ни с чем. Пока она стояла в растерянности, не зная, как поступить, на улице показалось такси.

Миссис Хиткоут-Килкуун остановила его и плюхнулась на сиденье.

— В Веезен, и как можно быстрее, — проговорила она. Водитель обернулся к ней и отрицательно помотал головой.

— Не могу, мадам, — сказал он. — Туда семьдесят миль.

— Я заплачу двойную цену, — отчаянно произнесла миссис Хиткоут-Килкуун и открыла сумочку. — Вот, это за дорогу туда и обратно.

— Хорошо, — согласился водитель.

— Только, ради Бога, быстрее, — поторопила она. — Вопрос жизни или смерти!

Вскоре они уже тряслись по ухабистой дороге, ведшей в сторону гор. Вспыхивавшие впереди, на горизонте, всполохи молний свидетельствовали, что приближается гроза.

Вокруг полыхали молнии, первые крупные капли дождя застучали по крыше машины. Констебль Элс включил «дворники» и стал пристальнее всматриваться в сгущавшийся мрак. Он ехал, как всегда не заботясь ни о других участниках дорожного движения, ни о безопасности собственной жизни, не думая о том, что если с кем-нибудь столкнется, то в радиусе полумили вокруг не останется ничего живого. Элс предвкушал наслаждение, которое ожидало его вечером. Он возьмет свое за тот тон, которым на протяжении последнего года обращался к нему полковник Хиткоут-Килкуун. «Я ему покажу Харбингера», — думал Элс, и сердце его замирало в ожидании этого момента. К тому времени, когда он доехал до Веезена, уже опустилась ночь. Элс проехал еще немного по основной дороге, а затем свернул с нее к имению «Белые леди». Демонстрируя смелость, вызванную хорошим знанием того, как пьют в этом доме, он заехал прямо на задний двор и заглушил мотор. Чье-то черное лицо заглянуло в кабину. Это был Фокс. [72]

— А-а, Харбингер, — проговорил он. — Вернулся?

— Да, — ответил Элс, — вернулся.

Констебль Элс выбрался из фургона, обошел его и открыл задние дверцы. Потом обернулся и позвал: «Эй ты, кафир! Фокс, иди сюда!» Но ответа не было. Едва только Фокс увидел человека в форме южноафриканской полиции, как немедленно, повинуясь инстинкту самосохранения, которым он был наделен в полном соответствии со своим прозвищем, он изо всех сил рванул через сад и скрылся за деревьями. Неважно, что раньше он знал этого человека под именем Харбингер: Фокс умел чуять смерть, когда она оказывалась с ним рядом. Находившиеся в доме полковник Хиткоут-Килкуун и его гости оказались не столь проницательны.

«Интересно, что стряслось с Дафнией, — думал полковник, одеваясь к вечернему маскараду. — Вечно она опаздывает». Он посмотрелся в зеркало и почувствовал себя умиротворенным. Бледно-розовая жоржетка с длинными рукавами в форме колоколов и с завязанным сбоку черным бархатным поясом облегала его идеально, почти как перчатка. Прическу скрывала широкополая шляпа из итальянской соломки, черные бархатные тесемки которой были завязаны у него под подбородком, а с одной стороны полей, прямо над глазом, свешивалась вниз огромная распустившаяся роза. Туалет завершали белые шелковые чулки и обыкновенные туфли-лодочки. И чтобы не возникало никаких сомнений в том, кого именно изображает он в этот вечер, на маленьком муслиновом передничке была трафаретом сделана надпись: «Английская роза».

— Просто-таки самый настоящий Берри, — проговорил полковник и на всякий случай заглянул в одиннадцатую главу «Ионы и компании» проверить, не забыл ли он чего. Затем, прихватив вышитую бисером сумочку, спустился вниз к ожидавшим начала веселья гостям.